Книга Спасенный любовью - Дженнифер Эшли

— Искал тебя, — ответил Йен.

— А я думал, что это я тебя ищу.

Йен немного подумал, потом кивнул:

— Да, мне сказали, что ты ищешь меня.

— Кто сказал? — Харт осмотрел берег канала. — Ты что, встретил моих охранников? Но как они узнали, что я здесь?

Йен взял поводья и, посмотрев брату прямо в глаза, заявил:

— Я всегда могу найти тебя.

Несколько мгновений они стояли, молча глядя друг на друга. Потом, отвернувшись, Йен повел лошадь к тропинке у канала.

«Я всегда могу найти тебя», — звучали в ушах Харта слова брата, шагавшего вдоль берега. В этот утренний час ни одна баржа не плыла по тихому каналу, а под деревьями и мостами еще клубился туман.

«Я всегда могу найти тебя». Конечно же, Йен просто констатировал факт — он вовсе не хотел сказать, что имел с братом какую-то особую связь.

Но Харт чувствовал свою связь с Йеном. Связь эта возникла между ними, когда Харт осознал, что Йен — другой, особенный. И тогда он понял, что должен защищать Йена. Харт ощущал эту связь на протяжении всех тех лет, что Йен содержался в психиатрической лечебнице, а также потом, когда забрал его оттуда. И он знал, что эта связь будет существовать всегда, всю его жизнь.

А Йен по-прежнему вел лошадь по тропинке в западном направлении, и он даже не оглядывался — словно знал, что брат сейчас последует за ним.

Догнав его, Харт сказал:

— Но дом Камерона в другой стороне.

Йен молча продолжал идти по тропинке, то и дело убирая нависающие над ней ветки. Харт сдался и теперь тоже молча шел вдоль канала.

Примерно через милю Йен перевел лошадь через узкий мост и направился к длинной барже, стоявшей у противоположного берега. На борту баржи находились дети, две козы, три собаки, а также мужчина; свесив ноги за борт, он курил трубку. А тягловая лошадь, вероятно, тащившая баржу, сейчас была отвязана и щипала у берега траву.

Ни слова не говоря, Йен бросил поводья и ступил на палубу баржи. Одна из девочек вылезла на берег, чтобы взять поводья лошади Харта. Она погладила кобылу и что-то пошептала ей на ухо, а та даже как будто обрадовалась вниманию девочки.

Харт же проследовал за Йеном на баржу. Мужчина с трубкой кивнул герцогу, но подняться не удосужился. Дети и собаки уставились на Харта с любопытством, а козы проявили полное равнодушие.

Из каюты вышла необычайно худая женщина средних лет, одетая во все черное и с черным шарфом на голове. Глаза у нее были такие же черные, как одежда, и настороженные.

— Вы, — обратилась она к Харту и указала на деревянную клеть рядом с поручнями, — сядьте вон туда.

Лондонское светское общество немало удивилось бы, увидев, как его светлость герцог Килморган послушно занял указанное место. Йен же молча сел рядом с братом.

Девочка на берегу приладила к лошади Харта постромки и, сняв с нее седло и узду, аккуратно сложила их на палубе, затем направилась к тягловой лошади, чтобы накинуть на нее поводья. Делала она все размеренно и без спешки. Никто из взрослых не вышел на берег, чтобы помочь малышке. Да она этого и не ждала. Женщина же, усадив гостей, снова скрылась в каюте.

Харт встречал этих цыган и раньше, хотя никогда не бывал на их барже. Пятнадцать лет назад он стоял на берегу канала недалеко от поместья Камерона, и эта же женщина в черном подошла к нему и сказала по-английски с сильным акцентом, что отныне ее семья будет приглядывать за Камероном, потому что он спас ее сына Анджело от ареста и смерти. А Анджело стал слугой Камерона и его близким другом.

Девочка наконец запрягла тяжеловоза и закрепила концы его постромок на барже, затем, подав ему команду, направила вперед, ведя кобылу Харта с другой стороны. Хорошо обученная, но норовистая лошадь герцога в руках малышки присмирела и послушно следовала за ней, как кроткий пони.

Мужчина с трубкой вернулся к созерцанию воды, а мать Анджело снова вышла на палубу, на этот раз — с двумя облупленными кружками кофе в руках. Поблагодарив ее, Харт сделал большой глоток. Кофе оказался очень крепкий, без сахара и без сливок.

Баржа двигалась в сторону восходящего солнца. Кроме цыган, по каналу пока никто больше не перемещался. Под деревьями же вдоль тропы по-прежнему стелился густой туман. На влажной траве лугов паслись овцы, за которыми по пятам бродили ягнята. В сером мареве овцы и ягнята походили на комья тумана.

Вокруг царили тишина и покой, и Харт, сладко зевнув, закрыл глаза.

Проснувшись, герцог увидел, что туман по берегам исчез. Тяжеловозом управлял теперь мужчина с трубкой, а маленькая девочка и другие дети спустились вниз. Но козы и собаки оставались на палубе.

Харт подошел к Йену, стоявшему на носу баржи.

— Ты так и не сказал мне, зачем сюда пришел.

Йен смотрел на воду, наблюдая, как нос судна разрезает стеклянную гладь канала. Йену было свойственно не отвечать на вопросы или давать ответ, выждав день или два. Иногда он вовсе не отвечал. Но сейчас он все же ответил:

— Я рассказал людям Анджело о стрельбе.

Харт кивнул. Он знал, что большего от брата не добьется. Впрочем, и так все было ясно. Цыгане дрейфовали вверх и вниз по этим каналам, а также бродили по окрестным полям. Так что теперь они будут начеку и тотчас узнают, если в окрестностях появится кто-то чужой. Анджело в семье очень любили, и эта любовь распространялась и на его друзей. Когда Йен узнал о покушении у стен парламента, он счел целесообразным найти цыган и поставить их в известность.

— Очень разумно с твоей стороны, — заметил Харт. — Но ты не позаботился о том, чтобы сообщить о том, куда идешь. Мы все поместье вверх дном перевернули, когда искали тебя. Неужели нельзя было оставить записку?

Йен пожал плечами.

— Бет всегда знает, куда я иду.

— Но только не в этот раз. И я тоже ничего не знал.

Йен положил руку на поручень и внимательно посмотрел на брата. Но о чем он сейчас думал? Харт этого не знал. Он никогда не знал, о чем думал Йен.

— Йен, так как же? — спросил герцог, теряя терпение.

Брат по-прежнему молчал, и Харт со вздохом пробормотал:

— Хорошо, пусть будет по-твоему.

Йен тотчас вернулся к созерцанию воды в канале. А Харт снова вздохнул. Он привык считать себя единственным человеком, понимавшим Йена, но сейчас с болью осознал, что и он совершенно не знал младшего брата. Пожалуй, одна лишь Бет могла бы сказать, что знала и понимала своего мужа.

Да-да, только Бет Акерли, вдова бедного приходского викария, сумела за несколько дней сделать то, чего он, Харт, не смог добиться за долгие годы.

Герцог поначалу сердился на Бет; он боялся, что она может использовать свое влияние на Йена с корыстными целями. Но Бет доказала свою глубокую преданность мужу, и Харт теперь не мог сердиться на нее по-настоящему.