Книга Ливонская чума - Дарья Иволгина

Как-то раз, рассказывала Наталья, они с командой ролевиков приехали на полигон, где уже проходило перед этим несколько игр. Естественно, остались следы. Перед началом собственной игры ребята бродили по лесу и повсюду натыкались на следы бурлившей здесь жизни. Здесь нашлось капище какого-то странного божества, имелся идол, вымазанный красной краской, и какие-то приспособления для жертвоприношений. Там обнаружена была смотровая площадка, где несли вахту стражники, выглядывая — не приближается ли враг. Втоптанная в землю бумажка письмо — взывала: «Ваше величество! Если Вы медленно не пришлете подкреплений в крепость Тарамис, мы погибли! Прошу Вас не медлить с помощью. Нас осталось всего трое. Капитан Латур».

Кто был этот Латур? Остался ли он в живых? Удержалась ли крепость Тарамис?

Можно было подолгу раздумывать над такими вещами, сидя среди разбросанных бревен, до сих связанных между собой бечевкой, — то есть, среди руин крепостных стен.

Когда Наталья рассказывала о старом полигоне, где до сих пор «кровоточили» следы минувшей «войны», у слушателей мурашки бежали по коже, так удачно описывала она ощущение заколдованного места. Нужно было только обладать умением читать язык, которым та земля разговаривала с людьми.

Вот и сейчас Севастьяна не отпускало ощущение, что он оказался в таком же «ролевом замке». Может быть, это даже замок Тарамис. И оттого, что стены здесь не деревянные, а каменные, и угощение настоящее, не воображаемое, мало что менялось. Загадка оставалась. Судьба капитана Латура не выяснена. Участь замка Тарамис не решена.

Севастьян протянул кубок бывшему пушкарю Рябине, и тот наполнил его до краев свежим пенистым пивом.

* * *

Иона еще раз глянул наверх, на стены, но все окна были пустыми. Никто не смотрел на двор, все куда-то подевались. Иона пока что решил не задаваться вопросом — куда. У него имелись собственные неотложные дела.

В отличие от большинства разбойников Иона был вполне равнодушен к золоту. Возможно, это происходило потому, что никогда прежде выкормыш скомороха Недельки не держал в руках золотых монет. Чаще всего ему перепадали медяки, а еще чаще — просто объедки, огрызки хлеба, миска жидкой похлебки или кусок мяса на кости. В доме у Флора и на службе у Севастьяна Иона также не много видел денег.

Отсутствие привычки сыграло определенную роль. Кроме того, Иона знал, что деньги опасны. Как опасно оружие, если доверить его неопытным рукам. Требуется определенный навык обращения с богатством, навык, которого Иона не имел.

Самый этот замок в лесной чаще, который привлек к себе отряд разбойников и заманил их внутрь, вызывал у Ионы некоторое подозрение. Сперва оно было совсем слабым, но когда он обнаружил эти сундуки на телегах — странно, почему их не нашли остальные, ведь они тоже бродили по двору? — смутные сомнения превратились в уверенность.

«Нехорошее место, — думал Иона, — нужно забирать отсюда господина Глебова и эту девчонку, Урсулу, пока все мы не сгинули в болоте».

Он посмотрел на свою ладонь и медленно сомкнул над ней пальцы. Рука до сих пор ощущала прикосновение золотых кругляшков. Они были теплыми и какими-то особенно ласковыми, так и льнули к коже, как будто хотели прилипнуть навеки.

— Нет уж! — сказал Иона. — Я-то знаю, как это бывает!

Он, конечно, не мог такого знать из личного опыта. Но о неправедном богатстве рассказывают много разных историй. Не могут же все эти истории оказаться чистой выдумкой!

Поэтому Иона и решил не только не говорить о найденном золоте остальным, но даже прикасаться к нему себе заповедал.

Однако едва он захотел отойти от сундуков и присоединиться к прочим за столами, как понял, что не в силах сделать ни шага в сторону.

Он снова и снова отодвигался от телег, дергал себя за волосы, лупил себя кулаком по макушке — все тщетно. Ноги не хотели повиноваться и сами собой приводили его обратно к телеге.

Иона заглянул в себя и не без удивления осознал, что ему, в принципе, даже не страшно. Любопытно — более точное слово. И еще в происходящем он ощущал некий вызов. Сможет ли он, Иона, противиться той силе, что притягивает его к сундукам с золотом и властно требует, чтобы он снова открыл крышку и прикоснулся к соблазнительно гладким золотым кругляшкам?

— Шалишь, брат, — сказал Иона сундуку, не в силах оторвать от него взор. — Я не стану брать твое золото.

«Но поглядеть-то еще разок можно, — подумал Иона рассеянно и покосился в сторону: не следят ли за мим? — Я ведь не буду брать. Даже трогать не стану. Один взгляд — и все».

Он подкрался к сундукам поближе и на всякий случай осенил их крестом. В тот же миг ему почудилось, что на него смотрит Севастьян. Иона поднял глаза, чтобы попросить барина спуститься и постоять рядом, когда он будет поднимать крышку, но Севастьян уже исчез и взгляд его погас.

Иона коснулся дерева. Оно оказалось на сей раз холодным, точно камень. И таким же тяжелым. Напрягая все силы, Иона все же откинул крышку. И схватился ладонями за рот, чтобы не вскрикнуть от испуга.

В сундуке никакого золота не было и в помине. Утопая в ворохе истлевших тканей, некогда дорогих, а теперь слипшихся и сгнивших, лежал труп. Волосы липли к голому черепу, зубы скалились в странной ухмылке. «Может, он здесь и лежал, — подумал Иона тупо, — просто мне хотелось найти деньги, я и увидел деньги. Ткань-то золотая, вон как блестит шитье…»

Он задвинул крышку, поднял с земли камешек и нацарапал сверху крестик.

Ветер пролетел над двором, задел волосы Ионы, но тот не заметил этого. Ко второму сундуку он приближаться не решился.

Теперь ему было легче. Он даже смог отойти от телеги. Но в трапезную не пошел, а вместо того поднялся по лестнице в ту комнату, где Севастьяна посетило странное видение, и там устроился спать.

Иона сам не понимал, с чего его так потянуло в сон. День еще не кончился, вечер только начинался, небо чуть поблекло, но до заката оставалось не менее часа. И все же веки у Ионы сделались тяжелыми, и он не смог противиться сну.

Он постелил на полу свой плащ, улегся сверху, скорчился, съежился, подсунул под щеку ладонь и почти мгновенно провалился в небытие.

Спал он так крепко, что не заметил, как к нему подобралась Урсула, как она устроилась рядышком и прикорнула у него под рукой, точно кошка.

Прочие солдаты продолжали поглощать яства и разговаривать. Голоса звучали все громче, все резче, истории рассказывались все более непристойные. Всех охватило непонятное веселье. Только Севастьяну делалось тяжелее с каждой минутой. Он ощущал какую-то глубокую неправильность происходящего. Но поделиться сомнениями было не с кем, поэтому Глебов оставался с отрядом и зорко следил за каждым человеком.

— Где Иона? — спросил Глебов внезапно.

Сидящий рядом с ним смуглый гибкий Чурила замер, не донеся кубок до рта.

— Иона? — переспросил он. — Кто такой Иона? Что-то я не припоминаю… — Он приподнялся на скамье и громко крикнул остальным: — Ребята! Кто-нибудь из вас помнит человека по имени Иона?