Книга Проклятие рода Плавциев - Данила Комастри Монтанари

Капуя! Именно там сто лет назад началось восстание, охватившее весь полуостров и заставившее содрогнуться весь Рим. Да, бессмертный, непобедимый Рим дрожал тогда от страха, какого не знал прежде, сражаясь с пунийцами, македонцами, галлами!

— Твой дед присоединился к восстанию Спартака? — спросил Аврелий, назвав имя, которое рабам запрещалось даже произносить.

— Его распяли, — тихо, с волнением проговорил Прокул. — Вместе с шестью тысячами других. Тогда никто не остался в живых.

Сенатор знал, что даже высокая цена этих крепких, отлично тренированных людей, в основном гладиаторов, не спасла их от казни. Для вечного напоминания всем восставшим кресты с разлагавшимися на них трупами стояли по многу дней — чудовищные штандарты из человеческой плоти словно говорили миру: месть Рима безжалостна и неотвратима.

И в самом деле, разве можно сравнить опасность, создаваемую варварами на границах государства, с этим внутренним войском, коварным и смертельным, солдаты которого делили с римлянами крышу, готовили еду, сторожили по ночам? Чтобы уничтожить когорты Спартака, понадобились все легионы Помпея, Красса и Лукулла — самое большое воинское соединение, какое когда-либо Рим выводил на поле боя.

С тех пор, благодаря строжайшему надзору над рабами, восстаний не было. А если какой-то безумец все-таки осмеливался поднять руку на хозяина, то всех без единого исключения слуг в доме обрекали на смерть вместе с ним…

Да, столкнувшись с гладиатором из Фракии, Рим впервые испытал страх. И теперь старик напомнил сенатору об этом, и в глазах его светилась гордость, которую так и не смогли уничтожить. Гордость, которую пронесли в своей душе три поколения рабов. А Сильвий, сын рабыни, воспитанный на рассказах, передававшихся десятилетиями из уст в уста, стыдится отца, угнетателя, и мечтает дать свободу всем своим настоящим братьям…

— Ребенок родился здоровым?

— Да, но очень слабым. Родился раньше времени и не выжил бы, если б не забота хозяйки.

— Можешь гордиться своим дедом, — сказал Аврелий, вставая. — На его месте я поступил бы так же.

— То, что нормально для свободного человека, для нас — преступление, благородный сенатор, — тихо произнес Прокул. — У раба нет чести, нет гордости. Мы умрем, как и жили, — отбросами общества.

— Воля рока неведома даже самим богам. Мойры решают судьбу человека, они прядут нить его жизни не глядя. И когда наш краткий век подходит к концу, они обрывают ее. Ничья воля не движет ими, никакая забота о справедливости, только случай… — тихо, с волнением произнес Аврелий.

Старик уже не слушал его. Утомившись от работы и волнения, он заснул прямо на своих корзинах.

* * *

— Вот подарок, который я обещал тебе, — объявил хозяин Кастору, помогавшему ему одеться.

— Хозяин, не нужно беспокоиться, — тронутый вниманием Аврелия, заговорил александриец, но, увидев подарок, тут же изменил тон. — И это вознаграждение за мои труды! — воскликнул он, взмахнув фаллосом-талисманом.

— Что? А где благодарность? Ты же сам говорил, что это старинный и очень редкий киммерийский амулет, — усмехнулся Аврелий, довольный, что хотя бы раз ему удалось провести хитрого грека. — Если хочешь, можешь спокойно продать его какому-нибудь суеверному рабу.

— Увы, безвременная смерть Секунда подорвала всю мою торговлю, — пожаловался секретарь. — Может, попробовать продать Деметрию? У рыбовода уже целая коллекция… Эй, а ты помнишь, что этот вольноотпущенник после смерти хозяина получит в наследство кучу сестерциев? Кстати, я разузнал, как он попал в милость к Плавцию. Много лет назад эта толстуха, его жена, была женщиной довольно привлекательной. Гней был еще крепок в то время и, как известно, слыл большим сластолюбцем. И вот Деметрий — поистине преданный слуга, наш знаток мурен — притворился, будто ничего не видит, и за это получил свободу и весьма привилегированное положение.

— Деметрий — крепкий мужчина, и никто лучше его не знает садки, — заключил Аврелий. — Он легко мог столкнуть Аттика с края, заманив его туда под каким-нибудь предлогом. Если бы жертвой оказался Гней, я сразу заподозрил бы его. И все же предназначенное ему ранее наследство осталось без изменений после смерти сыновей Гнея, — рассуждал он, хмуря брови. Потом покачал головой: — Ничего не получается, Кастор. Сколько ни ломаю голову, так и не могу найти убедительный мотив для убийства Плавциев!

— Да ведь он у тебя под носом лежит, господин! — возразил александриец. — Жена, изменяющая мужу, обманутый муж и неудобный свидетель любовной связи. Может, ты не решаешься обвинить Елену, пока бегаешь за ее дочерью… — усмехнулся он.

— Не говори глупости! — приказал сенатор.

Кастор пожал плечами:

— Да я, собственно, ничего дурного не хочу сказать. Просто кое-что вижу. Ты старательно побрился, долго выбирал одежду, надел самую нарядную хламиду из своего гардероба и уже полчаса не можешь выбрать подходящую пряжку. Все это бесспорное доказательство того, что ты идешь на свидание.

Патриций, задетый за живое, рассердился:

— Немного сдержанности тебе не помешало бы, Кастор. Что скажешь об этой яшме?

— Скромно.

— Булавка с гелиотропом слишком броская, и с изумрудом тоже. Наверное, лучше пряжку с ониксом… Но куда она делась?

— Боюсь, ты оставил ее в Риме, патрон, — смущенно покашлял секретарь.

— Но я же надевал ее позавчера!

— Тогда найдется рано или поздно. Только не смотри на меня так, не брал я твою пряжку, клянусь Гермесом.

— Вот именно — богом воров!

— Твои необоснованные подозрения задевают мои чувства, господин. В последнее время ты так неосторожен, так рассеян… И потом, ты же прекрасно знаешь, что нельзя доверять слугам.

— Особенно одному из них!

— Пусть тут же сразит меня своими молниями Юпитер Всемогущий, если я взял эту пряжку, пусть Аид низвергнет меня в Тартар, пусть Венера покроет мое тело бородавками, пусть Марс…

«Даже если бы он поклялся именем своей любимой Ксении, я бы не поверил ему», — подумал Аврелий, выходя в перистиль, чтобы встретиться с Невией.

Девушка ожидала его с улыбкой на устах:

— Так кто же победил?

— Ах ты, маленькая любительница совать нос куда не следует, откуда ты знаешь? — удивился патриций.

— Не так уж трудно догадаться: вы оба вышли из терм совершенно измученные! — хитро улыбнулась девушка.

— Из чего ты можешь сделать вывод: игра закончилась вничью, — подтвердил Аврелий и улегся на траве, освещенной последними лучами осеннего солнца.

— Знаешь, — заговорила дочь Елены от первого брака, — в детстве одна гадалка предрекла мне, что я выйду замуж за богатого человека очень знатных кровей. И я все время думаю: как было бы замечательно жить в Риме, среди всех его чудес. А ты о чем-нибудь мечтаешь, сенатор? Или жизнь уже дала тебе все, что ты хотел, и теперь ты изнываешь от скуки?