Книга Внедрение - Евгений Вышенков

Егор, сидевший на лавочке рядом с Зоей Николаевной, часто дышал, как после быстрой ходьбы. Он все время тер лоб пальцами, отчего на коже оставались красные пятна.

– Значит, я был для тебя только средством от скуки?!

Николенко раздраженно затоптала свой окурок туфелькой:

– Если это все, что ты понял из моих слов – мне жаль. Жаль тебя и себя тоже. Я, вообще, чувствую, что должно произойти что-то нехорошее. Не скандальное, потому что ты – человек порядочный, а нехорошее. Мне неспокойно. Дай мне, пожалуйста, успокоиться. Если хочешь – отдохнуть.

– Отдохнуть от меня?! – уточнил на всякий случай Якушев, хотя все было и так ясно.

– Понимай, как хочешь, – устало ответила Зоя.

– Пожалуйста, – сказал Егор, встал и пошел прочь, не оглядываясь. А о чем еще было говорить?

Опер шел, тяжело переставляя ноги, но спину старался держать прямо. Щеки у Якушева горели, будто его по ним долго и со смаком хлестали. В этот вечер Егор хотел напиться до беспамятства и именно поэтому не стал пить ничего вообще. Теперь, когда ему стало очень плохо, он начал больше следить за собой, чем когда ему было очень хорошо. Якушев каждое утро делал зарядку до седьмого пота, обязательно тщательно брился и долго стоял под душем, потом с остервенением чистил обувь и надевал свежую рубашку. Ему на все это хватало времени, потому что ночью Егор спал не более трех часов. Его мучила бессонница, и он с ней ничего не мог поделать. Не мог, да и не совсем хотел, потому что, когда он забывался все-таки сном, ему часто являлась Николенко, и он потом просыпался совсем разбитый…

Якушев не звонил Зое неделю. Закончился август, начался сентябрь – необычно солнечный и теплый, словно лето взбунтовалось и решило все-таки не уходить. Егор мучился, худел, придумывая какие-то комбинации, чтобы случайно столкнуться с помощником прокурора района хотя бы по служебным вопросам, но у него ничего не получалось. А сам он не звонил ей, буквально переламывая себя, когда уже брался было за телефон. И дело было не только в оскорбленной гордости. Якушев был мужчиной, хотя и молодым. Он не думал о гордости. Егор знал, что мужчина не должен умолять женщину на коленях – и не только потому, что это безнадежно, даже в случае ее согласия. Якушев просто знал, что это НЕ-ПРА-ВИЛЬ-НО. Ему этого не объяснял ни Юнгеров, ни Денис, мать тоже никогда с ним не говорила на такие темы. Егор просто знал это, и все. Чувствовал, что, поступившись этим правилом, можно потерять свою сущность, внутренний стержень, самоуважение.

А еще Якушева мучили слова Николенко о ее предчувствии чего-то нехорошего. Он ломал голову над тем, что она имела в виду. Неужели Зоя считает, что он может причинить ей зло? Или она чувствовала что-то другое?

Егор не замечал чудесного, необыкновенно теплого сентября, которому удивлялись даже циничные опера, совсем не склонные к восторженному созерцанию природы. Якушеву и самому вскоре стало казаться, что в теплом воздухе разлито что-то нехорошее. Бессонница сделала его нервным и неулыбчивым. Впрочем, на работе все это не сказывалось. Наоборот, он пахал за двоих, топил в работе свои переживания, но они, к сожалению, не тонули.

Однажды, когда Якушев сидел от уголовного розыска на приеме заявлений от граждан, к нему в кабинет заглянул Уринсон:

– Слыхал?

– Что?

– Николенко пропала.

Егор вздрогнул и, неправильно поняв коллегу, переспросил:

– Ее… задержали?

Якушев решил, что Уринсон сказал «пропала» в переносном смысле.

– Где задержали? – не понял Борис.

Егора чуть не затрясло:

– Ну, ты же сказал, что она пропала… Влетела, что ли, и ее задержали?

Уринсон свел было брови к переносице, но потом до него дошло, и он коротко хохотнул:

– Нет, она без вести пропала!

– Как это? – прошептал Якушев.

– А я знаю? – пожал плечами Уринсон. – Говорят, третий день ее на работе нет. Дома тоже не появлялась. Муж из Смольного приезжал на «Вольво» с мигалкой. Прокурорские у убойщиков в РУВД были… В общем, нездоровая ерунда.

Замершее было в груди Егора сердце словно сорвалось с цепи, колотясь о ребра. Якушев резко вскочил:

– А кто знает толком-то?

Уринсон покачал головой:

– В РУВД, наверное…

Потом Борис сказал что-то еще и ушел. Егор ничего уже не слышал и не видел. Он неподвижно стоял у окна и тяжело дышал. Сколько он так простоял? Наверное, долго… Очнулся Якушев от того, что в кабинете появился какой-то гражданин, начавший с порога рассказывать, как у него в подъезде выхватили дипломат.

– Не били? – повернулся к потерпевшему Егор.

– Нет. Но, понимаете…

– Понимаю, – кивнул Якушев. – Сколько их было?

– Трое. И они такие…

– Шустрые и неприметные.

– Точно! – обрадовался мужчина.

– Мы знаем эту банду, – без улыбки уверил Егор. – Сейчас принимаются меры к ее нейтрализации. Вы идите, мы разберемся.

Потерпевший понимающе округлил глаза и, мелко закивав, попятился к двери. Его лицо выражало уверенность в том, что он прикоснулся к какой-то тайне.

Когда несостоявшийся заявитель ушел, Егор бросился к телефону, начал было звонить убойщикам в РУВД, но потом бросил трубку и побежал в районное управление сам.

В РУВД Якушев, конечно же, ничего не выяснил. Атмосфера у убойщиков была напряженной, никто ничего конкретного не знал, но все досадовали, что, мол, теперь та-акое начнется…

Сотрудники уголовного розыска – люди, как правило, весьма циничные, а уж те, что работают в «убойном» отделе, – тем более. Они сопереживают редко. Они так часто вытаскивают разложившихся стариков из квартир, куски мяса и мертвых младенцев из помоек, что смотрят на человеческое горе, как стоматолог на кариес: «Будет немного больно, но обезболивающего нет, придется потерпеть… Рот, я сказал, шире!» Пропавших без вести (на жаргоне – «потеряшек») в убойных отделах очень не любят, так как уголовные дела надо возбуждать по факту пропажи, а это, естественно, статистику не улучшает.

А тут еще пропала не кто-нибудь, а помощник прокурора Николенко, которая как раз и надзирала за уголовным розыском. Не так давно в районе произошел несчастный случай: следователь прокуратуры на большой скорости въехал на своем «жигуленке» в «Ауди» опера из убойного отдела. В результате аварии следак умер. Он сам превысил скорость, но опер-то был пьян. Тут начался конфликт интересов, каждая система стала защищать своего. У уголовного розыска было больше личных контактов, поэтому сотрудники ГИБДД позволили оперу отлучиться с места происшествия до экспертизы.

Он вернулся через час пьяный в хлам и сказал, что на нервной почве засадил стакан. Несколько сотрудников розыска это подтвердили. Естественно, экспертиза «гулькнула». Николенко визжала и бесновалась от этой элементарной уловки, но сделать ничего не смогла. Опер выкрутился. Тогда Зоя Николаевна стала «душить» сотрудников «убойного» на заслушиваниях в прокуратуре. Понятно, какое к ней было отношение в массах. Поэтому, когда в убойный пришел муж с заявлением и ходоки из прокуратуры – никто, конечно, исчезновению Николенко не обрадовался, но к перспективе работы по ее поискам все отнеслись с этакой прохладцей. Тем более, что в смерть и уж тем более в убийство помощника прокурора никто не верил. Сотрудников прокуратуры в жизни убивают значительно реже, чем в книгах и фильмах.