Книга Пурга - Андрей Кивинов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И ведь Кефир согласился с ним! И поддержал идею поехать в парк.
Естественно, он не знал, что за рулем подвернувшейся машины сидел не левый водитель, а студент, подрабатывающий ночным сторожем в городском музее.
И должен сторож-студент ждать их в условленном месте на другой стороне парка, куда вела нужная тропинка. Чем не программка «Розыгрыш»? Только без рейтинга. Психотерапия.
Но жизнь внесла в этот четкий план коррективы. Тропинку замело снегом. А Шурупов потерял очки. В очках он бы ее отыскал…
В итоге оказался в ловушке, устроенной собственными руками.
И не рискнул признаться друзьям… Какой теперь смысл?.. Если они замерзнут, то будут считать виновными самих себя, а не его. Хоть какое-то, но облегчение для души.
Оставалась еще надежда, что сторож, не дождавшись друзей в условленном месте, поднимет тревогу. Но, в лучшем случае, поиски начнутся через час. Пока позвонит, пока приедут…
Но самое парадоксальное, что хорошая встряска оказалась нужна и ему. Жизнь была похожа на копировальную машину, только вместо листов с одинаковым текстом штамповавшая дни. Серые, скучные и похмельные. Без намека на просвет.
Вот и получил… Встряхивайся, Михаил Геннадьевич… Дорозыгрывался.
Он оперся рукой о березу, согнулся в поясе, тяжело дыша… Нет, нет, он не сдастся. Он выберется! Еще немного…
Вспомнил деда, партизанившего во время войны. Тот рассказывал, что, когда в зимнем лесу сводило ноги от холода, он на них мочился…
Ноги как раз не сводит. Зато все остальное… Мочись, не мочись…
Ну, пожалуйста, хоть кто-нибудь… Помогите…
Он не пойдет в церковь ставить свечку, это всего лишь обряд. Но он постарается изменить свою жизнь…
Кто знает, может, очки потерялись не случайно, и кто-то там, наверху, решил преподнести наглядный урок?
У писателя Вербера есть такая зарисовка. В комнате замяукала кошка, а через пять минут на противоположном конце материка рухнул самолет. Вроде бы никакой связи. Но это — если убрать промежуточные звенья. А если не убирать… Кошка замяукала, разбудила хозяина, тот разозлился и швырнул в нее тапком. Но промазал, тапок вылетел в окно и приземлился на лобовое стекло проезжавшего автомобиля. Водитель испугался и дал по тормозам. Ехавший следом стукнул его в багажник машины. Говоривший в это время по телефону мужчина закричал «Авария!» А на том конце провода авиадиспетчер, отвлекшись, нажал не ту кнопку… Самолет разбился, пассажиры погибли… Конечно, это натяжка, художественное допущение, но что-то похожее в мире происходит…
Эй, вы там, наверху!.. Я все понял! Хватит…
Нет… Никого там наверху нет и быть не может. И очки здесь совершенно ни при чем… Ибо, как говорят великие, человек — сам капец своего счастья. Кто виноват, что один богат, а другой смешон, третий влюблен, четвертый — дурак? Да сами и виноваты!
И не стоял бы он сейчас голым возле березы, если бы тогда…
И предоставь боженька вторую попытку, он, конечно, сделал бы правильный выбор. И все было бы по-другому.
Эх, боженька хоть и режиссер, но дублей не предложит. Все играется с первого раза.
Шурупов сделал еще пару шагов, зацепился за березовый корешок и рухнул в снег.
«…Наверно, это все… Жаль».
Он закрыл глаза, но ровным счетом ничего не изменилось. И снаружи, и внутри — мрак. Либо зрение уже отказало… Он читал, что мозг у умирающего человека отключается последним. Сердце останавливается, а мозг продолжает жить. Так устроила эволюция.
Может, сердце уже остановилось? Сколько прошло? Сорок минут? Час?
Он пошевелил рукой. Нет, не остановилось… Сейчас он поднимется и пойдет дальше…
Открыл глаза. Береза вдруг распахнулась, и из ствола в клубах душистого пара вышел завернутый в простынку толстячок с двумя вениками в руках.
— В баньку не желаем?
— Простите, но у меня с собой нет денег. Они остались в шубе.
— Не беда! Сегодня для инвалидов и ветеранов — бесплатная помывка в рамках программы «Чистый город». Все оплачивает бюджет.
— Но… Видите ли… Я не инвалид. И пока не ветеран.
— Жаль, что не инвалид, — нахмурился толстяк.
— Но мой дед воевал. Партизанил в здешних краях… Может, зачтется?
— Дед?.. Что ж… Это, конечно, не по правилам, но так и быть — помою. Вижу, человек вы порядочный и интеллигентный. Прошу!
Михаил Геннадьевич поднялся и бросился в березу. Внутри, сквозь дымку пара, рассмотрел каменку, полок, чан с кипятком. Схватил деревянный ковш, плеснул на камни…
Но вместо жара его обдало ледяным ветром.
— А-а-а-а!!!
А банщик стоял и смеялся, размахивая своими вениками, на глазах превращавшимися в две здоровенные, ветвистые сосульки.
— С легким паром! Нету мани — нету бани! Привет деду-у-у!!!
Шурупов выскочил из березы, помчался вперед, раздирая кожу о ветки. Рыжие белочки скакали рядом… А банщик смеялся вдогонку…
…Но смех его стал вдруг другим… Ревущим, словно двигатель буксующей машины. И доносился он не со спины, а откуда-то спереди.
Да! Это же и есть машина!
Мелькнул спасительный свет фар, разогнавший белочек. Это эмчеэсовцы! Студент все-таки вызвал их! Либо Кефир с Родей! Да какая теперь разница?! Небольшая разница!
— Я здесь, здесь!!! Эй!!!
Михаил Геннадьевич уже не чувствовал боли. Он видел цель. Через минуту он выскочил из кустов на освещенную фарами центральную дорожку. И увидел на ярком фоне силуэты бегущих к нему людей. И он тоже побежал к ним, широко раскинув руки.
— Я здесь, здесь, братцы…
Он улыбнулся, поняв, что все закончилось. Он спасен, а значит, жизнь продолжается.
Эй, вы там, наверху?! Что, не получилось?..
Когда человек приблизился к нему на расстоянии метра, он опустил руки и прошептал:
— Успели…
— Успели, сука!
И в следующее счастливое мгновенье ночной парк озарила яркая вспышка, и сразу исчезли и фары, и лес, и люди… Но зато вновь появилась боль. Где-то в районе правого глаза.
* * *
Далекое прошлое
— Миша… Мишенька…
— Чего, дед?
— Водички принеси…
Миша сбегал на кухню, налил в кружку воды из-под крана и вернулся в комнату деда. Вообще-то это была его, Мишина, комната. Просто дед чувствовал себя совсем неважно, и родители взяли его к себе, а сын теперь спал на раскладушке в гостиной. Но ничего, как только дед поправится, переедет к себе. Он еще не был старым. Всего шестьдесят третий год. Правда, сейчас выглядел на все восемьдесят. Совсем недавно официально вышел на пенсию, но работу не оставил.