Книга Умри сегодня и сейчас - Сергей Донской

– Как это случилось? – спросил Бондарь, устало опускаясь на кровать. – Какого дьявола ты наклюкалась до такого состояния?

– Состояние нормальное, – отрапортовала Вера, с трудом ворочая языком. – Будь другом, раздобудь где-нибудь еще бутылку. Выпьем за печальный конец нашего несостоявшегося романа. Ты ведь меня такую не полюбишь, да, Женечка?

– У женщин бывает три состояния, когда они не вызывают ничего, кроме раздражения, – холодно произнес Бондарь. – Когда у них месячные, когда они плачут и когда напиваются.

– Месячные у меня не скоро, – заявила Вера. – Нарыдалась я в одиночку и…

– И напилась тоже в одиночку.

Не желая больше ничего слышать, Бондарь разделся до пояса, поднял девушку с кровати, взвалил ее на плечо и понес в ванную, где она была подвергнута насильственным водным процедурам. Сам он тоже изрядно вымок, пока удерживал вырывающуюся Веру под холодным душем. Сначала она громко протестовала, но под конец затихла и только стучала зубами, дрожа как в лихорадке. Вода, стекающая с ее лица, была розоватой. Швырнув ей полотенце, Бондарь вышел, уселся на кровать и закурил.

* * *

Он не знал, как быть дальше. Затея с соблазнением профессора провалилась. С такой физиономией, как у Веры, только людей пугать, а не строить глазки. Пробудить в старике чувство патриотизма Бондарь не надеялся. Оставалось последнее средство. Испытанное. Надежное. Радикальное.

Достав из сумки «Вальтер», Бондарь проверил затвор, поставил пистолет на боевой взвод и сунул его обратно. Сначала пусть уедет Ингрид. Она не лучший представитель человечества, но все-таки не заслуживала смерти, по крайней мере в настоящий момент. А вот старик…

Бондарь поймал себя на тоскливом вздохе, который никак не вязался ни с его внешностью, ни с его многолетним опытом оперативного сотрудника центрального аппарата ФСБ. Убийства являлись неотъемлемой частью его профессии, однако это не доставляло ему никакого удовольствия. Когда ему приходилось выполнять подобные задания по долгу службы, Бондарь старался сделать это наиболее простым из известных ему способов и поскорее забыть о происшедшем. Приговор должен быть приведен в исполнение, и к этому следует относиться со спокойствием патологоанатома, учили его. Душевные терзания лишь мешают работе и грозят умопомешательством.

И все-таки предстоящая ликвидация старика-профессора претила натуре Бондаря. Не то чтобы бактериолог не заслуживал смерти – нет, он несомненно представлял собой угрозу человечеству. Стараясь убедить себя в этом, Бондарь напомнил себе о том, что за последние десятилетия ученые, подобные Виноградскому, вывели более двадцати вирусов и около ста болезнетворных микробов, вызывающих стопроцентный летальный исход. Несмотря на подписанный в 1972 году договор о нераспространении биологического оружия, десятки НИИ по всему миру продолжали совершенствовать военные биотехнологии, превращая возбудителей чумы, холеры, оспы и Эболы в идеальный способ массового уничтожения населения. Весьма простой и недорогой способ, кстати говоря. Вырастить смертоносные бациллы под руководством специалиста можно даже в домашних условиях. Еще проще распространить смертельное заболевание. Болезнетворные штаммы неприхотливы. Зачастую все, что нужно для их размножения, – это стабильная температура и подходящая питательная среда, например обычный пищевой желатин. Как только такой средой станет хлорированная питьевая вода из-под крана, пиши пропало.

«Чтобы этого не произошло, Виноградский должен умереть», – сказал себе Бондарь.

«Безоружный, жалкий, с плечами, усыпанными перхотью, – подключился внутренний голос. – Был человек – и нету. Для этого достаточно лишь пошевелить пальцем. И никаких угрызений совести, да?»

«Да, черт подери, да!»

«Так почему же ты медлишь? Иди и нажми на спусковой крючок. Это проще простого. У тебя не нарушится ни сон, ни аппетит».

«Без тебя разберусь, что делать!»

«Ах, какие мы независимые, какие самостоятельные! Может быть, ты торчишь в Эстонии по своей воле? Или все же кто-то принимает решения за тебя?»

Крыть было нечем. Бондарь помотал головой, избавляясь от слуховой галлюцинации. Кое в чем настырный внутренний голос был прав, а кое в чем ошибался. Профессор действительно умрет, невзирая на свои седины, эрудицию и приятные манеры. Но убежденность в правоте своего дела не избавит Бондаря от беспросветной тоски, накатывающей на него всякий раз, когда он чувствовал себя не человеком, а спусковым механизмом, шестеренкой в огромном механизме ФСБ, пешкой в разыгрываемой другими партии. Сознавать это было не слишком приятно.

Как и видеть обезображенную Веру.

Войдя в комнату, она обессиленно опустилась на стул, обхватила себя руками за плечи и низко опустила голову. Пряди мокрых волос, закрывающих лицо, мелко дрожали.

– Замерзла? – спросил Бондарь, злясь на себя за то, что не в состоянии придать тону хотя бы чуточку тепла. – Переодень белье, ты же вся мокрая.

– Это не самое страшное, – тихо отозвалась Вера, клацнув зубами.

– Не убивайся так. До свадьбы заживет.

– До свадьбы? С кем? – Вера подняла голову. Было непонятно, текут ли по ее лицу только капли воды или к ним примешиваются слезы, но она предпочла признаться. – Извини, но я плачу. Напрасно ты мне устроил вытрезвитель.

– Дождик пройдет, выглянет солнышко, – улыбнулся Бондарь и подумал, что это вышло у него довольно неуклюже.

– Солнышко, – тоскливо повторила Вера. – Что-то мне оно не светит. Наверное, это потому, что я такая плохая. Вроде бы протрезвела, и месячные еще не скоро, а реву, как последняя дура, и ничего поделать с собой не могу. Тебе смотреть противно, да? Ведь это одно из тех трех состояний, в котором женщины не вызывают у тебя ничего, кроме раздражения.

– Я забыл сделать важное уточнение.

– Какое? – в Вериных глазах загорелись огоньки слабой надежды на что-то хорошее.

Мог ли Бондарь обмануть ее ожидания?

– Я говорил о женщинах вообще, а не о тебе конкретно, – произнес он, прикуривая сигарету. – Ты, как-никак, мне не чужая, поэтому вызываешь у меня не раздражение, а сочувствие. Но хлюпать носом все равно не смей! – прикрикнул Бондарь, видя, что его признание грозит вызвать новый поток слез. – Я хочу знать, что с тобой приключилось. Рассказывай.

И Вера, поспешившая вытереть глаза, заговорила.

Глава 23Ежовые рукавицы

Перспектива провести день наедине с профессором угнетала ее, но не так, как мысли о совместной поездке Бондаря и Ингрид. Она представляла себе их счастливыми, смеющимися неизвестно чему и, конечно же, предающимися любви то в машине, то на природе, то в каком-нибудь укромном уголке Таллинна. Бесконечные размышления на эту тему привели к тому, что во сне многократно повторялось то же самое, но уже с фантастическими подробностями, от которых Вера доходила до белого каления. Заставая Ингрид и Бондаря за прелюбодеянием, она бросалась на эстонку, норовя перегрызть той глотку.