Книга Наша светлость - Карина Демина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Учил.
— Зачем?
Вряд ли рыцарям пригодятся такие знания.
— Ну… мой лорд сказал, что глупо не учить, если можно выучить.
И Гавину оказалось достаточно.
— Гиена.
Он побледнел и как-то очень быстро перевернул страницу, но потом передумал и вернул гиену назад. Отвратное существо с массивными плечами, тонкими задними лапами и низко посаженной головой.
— Они очень свирепые. И сильные. У них зубы такие, что… ломают кости. Пахнут мерзко. Гийом всем своим сказал, что ты месяца не пройдет, и ты будешь принадлежать ему.
Тисса моргнула, пытаясь осознать только что услышанное.
— Я знаю тех, кто ему служит. Гийом любит хвастать. И умеет красиво говорить. Женщинам это нравится. Но ты не приходила. И он разозлился.
Настолько, чтобы нанять убийц.
А если бы Тисса согласилась тогда?
— Не слушай его, — Гавин лег на живот и подложил руки под подбородок. — Он… жестокий.
— Он тебя бил?
— Он всех бьет. Я думал, что везде так… рыцарь должен уметь переносить трудности. Стойко.
Какой из него рыцарь? Он же маленький еще. Круглолицый и курносый. Лохматый вечно, как будто гребень потерял. Рыцари не такие… а какие? Раньше Тисса думала, что знает.
— Если холодно. Или есть хочется. Или мерзко… плакать нельзя. Только хуже будет. Надо быть сильнее. И я пытался. Честно. А потом он запер меня с гиеной.
Вот с этим чудовищем в пятнистой шкуре?
— Гиена была очень голодной и злой. Ее посадили на цепь, такую, чтобы хватило почти до самого края клетки. А на меня ведро крови вывернули.
Тиссу замутило.
— Она чуяла кровь и рвалась. А я стоял.
— Долго?
— Всю ночь. Было очень страшно. Я думал, что цепь не выдержит. Или крепление. Или вдруг она сумеет как-то вывернуться… у меня ведь ничего из оружия.
— И ты сбежал? Потом?
Гавин кивнул и перевернул страницу, скрывая чудовищное существо. Он все-таки рыцарь, если может о таком рассказывать. Тисса не дожила бы до утра — умерла от ужаса прямо на месте.
Она вообще жуть до чего трусливая.
Пауков боится. И мышей. А тут — целая гиена.
— Мне было стыдно, но… я не мог там оставаться. Он бы снова меня отправил.
— Почему его не судили?
И почему не нашлось никого, кто остановил бы… это же неправильно, когда такой человек остается безнаказанным.
— За что? — Гавин глядел с грустью. — Я ведь целый. Ни царапины даже. Он так папе и ответил. А если я боюсь животных, то значит — трус и толка с меня не выйдет. И что я, наверное, даже не Деграс… что только ублюдки и рабы настолько трусливы. Папа очень разозлился.
И отдал Гавина в оруженосцы Их Сиятельству. Тан не обижает Гавина. Если бы обижал, Гавин не стал бы так его хвалить. И говорил бы совсем иначе.
— Почему ты мне раньше не сказал? Про… Монфора.
Наверное, потому что у Гавина были сестры, и он их любит также, как Тисса любит Долэг.
— Ты бы мне не поверила.
Пожалуй, что так. И Тиссе стыдно. Ну почему она такая наивная?
— Не расстраивайся, — Гавин раскрыл страницу со странствующим паладином. — Я тоже сначала не верил, что Гийом такой. Думал, что пугают на новенького… а они всерьез.
Зверь был нарисован с удивительной точностью. Он был именно таким, каким его Тисса запомнила. Огромным, ужасающим мощью и в то же время беззащитным. Тогда паладин смотрел на Тиссу, а она — на него, умоляя не трогать ее. Как будто бы зверю была интересна бестолковая девчонка.
Следующее здание было куда менее роскошным, без колонн, быков и даже лестницы. Сложенное из красного кирпича, оно выделялось ярким пятном на фоне окружавших его бело-желтых строений. Двускатная крыша со шпилем. Тяжелый флюгер, уверенно развернувшийся к морю, и флагшток с золотым полотнищем.
— Посольский ряд, — сказал дядюшка Магнус и сморщился. — Был когда-то. Когда мой братец еще не разогнал послов… хорошее было место.
Он затряс головой, точно пытаясь избавиться от чего-то, мне не видимого.
— Не помню! — рявкнул и ударил клюкой по камню. — Когда — не помню…
— Здесь тоже будет лечебница? — я взяла дядюшку за руку, честно говоря, испугалась, что ему станет дурно.
— Что? Лечебница? Хорошее дело… да, лечебница. Как это я запамятовал?
Вот что мне не понравилось, так это пристальный взгляд Сержанта. Какой-то настороженный, если не сказать — взведенный.
Снова секреты?
— Три этажа… и подвалы хорошие. Есть у меня человечек, которого сильно совесть мучает. Поспособствует он хорошему делу.
Магнус потер руки и огладил бородку, возвращаясь в купеческое обличье.
— Видишь, ласточка моя, и вор может быть полезен… если найти подход к человеку.
Надеюсь, мне не придется использовать дядюшкины методы.
— Тут раньше тополя росли… белые… — дядюшка все-таки обернулся. — И шелковица… вкусные ягоды были. Куда подевалась?
— Спилили, — нарушил молчание Сержант. — Вы спилили.
— Да? Не помню. Надо посадить… чтоб как раньше.
Мы свернули на улицу Бондарей, где воздух был сладким на вкус, а мед продавали в крохотных глиняных туесочках, предлагая пробовать — липовый, цветочный, горчишный и донниковый, черничный и валериановый, над покупкой которого Наша Светлость всерьез задумались: нервы от этой жизни скоро ни к черту станут. А нам уже совали на деревянных палочках ежевичный мед, прозрачный, как свежерасплавленный воск, и желтовато-мутный кенафовый, розоватый клеверный и почти красный — мятный.
И дядюшка самозабвенно пробовал, окончательно позабыв о случившемся у здания посольства — Нашей Светлости все-таки надо выяснить, что здесь произошло и куда теперь послы подевались, а также не связано ли их исчезновение с той неуверенностью, которую испытывает Кайя перед другими протекторами.
— Это было смутное время, — Сержант держался рядом, напрочь игнорируя зазывал. — Но он должен был помнить. И я должен был помнить.
— Ты же помнишь.
— Про то, что было — да. Но когда увидел. А про то, что есть посольство — нет. У меня хорошая память, леди. Я не забываю важных вещей.
В сутолоке на меня наткнулся мальчишка, который тут же был пойман Сержантом за шиворот и выдворен прочь.
— У вас же не было с собой ничего ценного? — поинтересовался мой охранник.
Как-то определенно разонравилось ему это место.
Самая большая ценность моя — тамга, которая куда удобней кольца. Да и снять ее вряд ли получится. Но в карманы я полезла скорее по привычке, чтобы вытащить желтую бумажку.