Книга Инстинкт хищника - Джозеф Файндер

Ну и потом, возможно, она забеременела просто потому, что у нас наконец был настоящий секс, первый за многие месяцы семяизвержений в пластиковую баночку в лаборатории.

В конце концов, неважно, почему так получилось, но мы оба были на седьмом небе. Кейт настояла на том, чтобы мы никому не говорили, пока не услышим биение сердца малыша – что-то около семи или восьми недель. Только после этого она собиралась сообщить отцу – ее мать умерла задолго до того, как я встретил Кейт, – а также сестре и всем друзьям. Мои родители оба были страстными курильщиками, поэтому рано ушли из жизни, – а братьев и сестер у меня не было.

У меня всегда было много друзей, но, знаете, после женитьбы ты начинаешь общаться только с такими же женатыми парочками – одних, без жен, мужей отпускают погулять только на коротком поводке с радиоуправляемым намордником. А потом еще появляются дети, и вот у тебя почти не осталось приятелей. У меня есть несколько школьных друзей, с которыми я поддерживал связь. Несколько университетских приятелей. Но я, конечно, никому не собирался сообщать о радостной новости, пока не услышу биение сердца малыша.

Говорить о беременности или нет – для меня это не было делом первостепенной важности. Что для меня было действительно важно, так это то, что я женат на самой красивой женщине в мире, она носит нашего ребенка и мне все больше нравится моя новая работа. Все шло, как по маслу.

После двенадцати недель я рассказал ребятам на работе. Горди дал понять, что его это ни капли не интересует. У него было четверо детей, и он всячески их избегал. Ему нравилось разглагольствовать о том, как мало времени он проводит с семьей. Видимо, именно таково его представление о настоящем мужчине.

Фестино пожал мне руку, на мгновение даже забыв о своем неизменном очистителе:

– Поздравляю тебя с кончиной твоей половой жизни, Тигра, – произнес он.

– Ну, пока жизнь еще теплится, – возразил я.

– Погоди, пройдет немного времени… Дети сами по себе – лучшее противозачаточное средство. Вот увидишь.

– Тебе виднее.

– Да уж. Мы с женой занимаемся любовью только по-собачьи. Я встаю на колени и прошу, а она откатывается подальше и притворяется мертвой… Подожди, скоро какая-нибудь детская песенка завязнет у тебя в зубах так, – продолжал Фестино, – что тебя начнет от нее тошнить. А единственной телепрограммой, которую тебе будет позволено смотреть, останется «Спокойной ночи, малыши». А если речь зайдет о походе в ресторан, то это будет какой-нибудь «Макдоналдс» в пять часов дня. Кстати, когда вы собираетесь делать амниопункцию?

– Амниопункцию?

– Ну, тест на врожденные генетические дефекты.

– О, приятель, ты во всем ищешь темные стороны, да? – спросил я. – Кейт еще даже нет тридцати пяти.

– Знаешь, доктора недаром всегда говорят: «Готовьтесь к худшему», и все такое прочее.

Вопрос показался мне слишком личным, но больше всего я удивился тому, что Фестино вообще было не все равно.

– Доктора говорят: «Готовьтесь к худшему, надейтесь на лучшее», – ответил я, – ты забыл про вторую половинку.

– Я просто озвучил главную часть, – парировал Фестино.

Беременность была главным событием в нашей семье в течение первых нескольких месяцев после моего повышения, но далеко не единственным. Мы переехали из нашего маленького домика в Бельмонте в Кембридж. Пока мы не могли себе позволить один из тех роскошных особняков, о которых мечтала Кейт, но купили прекрасный дом в викторианском стиле на соседней с особняками улице. Раньше дом принадлежал одному из гарвардских профессоров, которого только что переманили в Принстон. Несколько лет назад он сделал ремонт, и хотя в доме было несколько вещей, которые нам хотелось сменить, – например, сильно потрепанную ковровую дорожку на лестнице, ведущей на второй этаж, – мы решили, что пока вполне можем с этим смириться.

Возможно, мы продешевили с продажей дома в Бельмонте, потому что Кейт не терпелось переехать в Кембридж. Дом был продан через два дня после того, как мы выставили его на продажу, так что за два месяца мы полностью переехали в новый дом. Я уже много лет не видел Кейт такой счастливой, и это наполняло меня радостью.

На дорожке около дома – хотите верьте, хотите нет, но в этом престижном районе Кембриджа гаражи больше не в моде – стояли две наши новенькие машины. Я сдал свою полностью восстановленную «акуру» в зачет при покупке новенького «мерседеса» SLK 55 AMG, а Кейт с неохотой обменяла свой потрепанный «ниссан-максима» на гибридный внедорожник «лексус» лишь потому, что, по ее словам, он был более экологичным и потреблял меньше горючего. Ну а мой «мерседес» в этом смысле, конечно, только выглядел симпатичным.

Все происходило быстро – может быть, даже слишком быстро.

Почти каждое утро я теперь занимался с Куртом в его тренажерном зале на Гарвардском стадионе или бегал вдоль реки Чарльз. Курт стал моим личным тренером. Он все время повторял мне, что я должен избавиться от своего брюшка, стать красивым и стройным и, как только я почувствую себя лучше от потери веса, все пойдет само собой.

Конечно же, он был прав. За несколько недель я скинул четыре с половиной килограмма, а за несколько месяцев похудел уже на тринадцать. Пришлось покупать новую одежду, что очень обрадовало Кейт. Она рассматривала это обстоятельство как возможность обновить мой гардероб, выбросить старые костюмы из супермаркетов и приобрести в бутиках элитную одежду непонятных европейских размеров с непроизносимыми именами итальянских дизайнеров на подкладке.

Курт постоянно критиковал все, что я ем, – говорил, что я просто свожу себя в могилу, – и все время заставлял меня питаться пищей с высоким содержанием белка и низким содержанием жира, объясняя, в чем разница между «хорошими» и «плохими» углеводами. Много рыбы и овощей. Я перестал перекусывать сэндвичами с запеченными баклажанами, усыпанными толстым слоем сыра пармезан, забыл про сдобный белый хлеб с оливками. Я перестал заходить к старому наркоману Грэму и баловаться косячками – Курт убедил меня в том, что это порочная привычка и что ум всегда должен быть трезв. В здоровом теле здоровый дух.

Именно он настоял на том, чтобы я хотя бы раз в неделю перестал пользоваться лифтом и поднимался в офис по лестнице. «Двадцать этажей? – взмолился я. – Ты сошел с ума!» Однажды утром я попробовал – к моменту, когда я доплелся до офиса, мою рубашку можно было выжимать. Но со временем подъем (или спуск) на двадцать этажей пешком перестал казаться наказанием. Когда ты панически боишься лифта, то готов пойти на многое, чтобы только не быть запертым дважды в день в вертикальном стальном гробу.

Кейт была в восторге от моего нового имиджа «Мистер здоровые привычки». Она твердо намеревалась есть только полезные вещи в течение всей беременности, а теперь и я присоединился к ней. Она никогда не видела Курта, но ей определенно нравилось, как он на меня влиял.

Конечно же, она не знала и половины всей истории.