Книга Эшафот для топ-модели - Чингиз Абдуллаев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Нет. Я просто живу в этом отеле. И случайно оказался здесь, когда произошло такое ужасное преступление.
— Но вы слушали наши разговоры, — настаивала Беата, — если бы мы знали, что вы понимаете русский язык, мы бы не разговаривали в вашем присутствии.
— Вы не сказали ничего особенного, — заметил Дронго.
— Я помню, что именно говорила.
— Где вы были в момент убийства?
— В своем номере.
— Одна?
— Да, одна.
— А где была Галина, ваша соседка по номеру?
— Не знаю. Но в нашей комнате я была одна.
— Как вы узнали, что произошло убийство?
— Мне позвонил Аракелян, и я сразу туда побежала.
— Кого вы там встретили?
— Всех наших. Они стояли и смотрели. Это было неприятное зрелище. Очень неприятное. А потом ее унесли, нас собрали в соседнем номере и стали вызывать по очереди. Я осталась последней. Видимо, вы решили, что я не представляю для вас особого интереса. Хотя мне все равно не очень хотелось общаться именно с вами.
— Потому что я невольно слышал ваши разговоры?
— И поэтому тоже. Я не люблю полицейских ищеек, — с вызовом произнесла Беата.
— Я не полицейский, а частный эксперт, — пояснил Дронго.
— Все равно вы все сыщики, — упрямо повторила Беата.
— Вы сказали, что собираетесь увольняться, — напомнил Дронго.
— Вот именно поэтому мне и неприятно с вами разговаривать. Вы все слышали. И теперь будете считать меня главной… — как это по-русски? — виноватой в этом убийстве.
— Главной подозреваемой, — подсказал ей Дронго.
— Да, верно. Главной подозреваемой, — кивнула Беата, — но я не знала, что вы нас подслушиваете.
— Я уже сказал, что не подслушивал. Почему вы хотели уволиться? Разве вас не устраивала ваша работа? Насколько я понял, вы получали очень неплохую заработную плату за работу массажистки.
— У меня была трудная работа, — сказала Беата, — и я решила уволиться. Вернуться домой, в Польшу.
— Почему трудная? — не понял Дронго.
— Я не хотела оставаться, — упрямо повторила Беата, — и Ирина знала, что я хочу уволиться.
— Можно узнать почему?
— На то были причины.
Пуллен переводил, и Энн насторожилась. Принесли большой кофейник и небольшой чайник.
— Я могу узнать конкретные причины вашего решения?
— Нет. Это личные причины.
— Сейчас нет личных причин, пани Лехонь, — сказал Дронго, — вынужден напомнить вам, что здесь произошло убийство и вы обязаны давать показания как свидетель. Поэтому я еще раз спрашиваю вас: почему вы решили уйти?
— Это мое личное дело. Я ее не убивала, хотя не очень любила. И вся наша группа это знала.
— Почему? — настаивал Дронго.
— Я сказала, что это мое личное дело, — с неожиданной злостью произнесла Беата.
— Вынужден вам еще раз напомнить, что вы обязаны отвечать.
— Я не хотела больше работать у Ирины массажисткой, — объяснила Беата.
— Вы должны объяснить.
— Она была очень свободной женщиной, — сообщила Беата, — вы меня понимаете?
— Не совсем.
— Я была не только массажисткой, — сказала Беата, — теперь поняли?
— Нет, не понял. Я, видимо, тугодум в этом вопросе.
— Подождите, — вмешалась Энн, услышав перевод Пуллена, — что вы хотите сказать, мадам Лехонь?
Пуллен перевел ее слова.
— Она вызывала меня не только для массажа, — пояснила Беата, — иногда она принимала меня раздетой.
— Вы считаете, что массажистку нужно принимать одетой? — пошутил Пуллен.
— Что все-таки было? — начал понимать Дронго.
— Появлялись мужчины, ее знакомые, — пояснила Беата, — некоторые были не совсем в форме. Понимаете? Им нужны были иные формы возбуждения. Или таблетки, или кто-то другой, кто поможет им обрести некоторую форму. Ей не хотелось самой этим заниматься. Но ей нравилось, когда это делали в ее присутствии. И мужчинам тоже нравилось.
— И вы им помогали?
— Иногда. И мне это надоело. Уже очень давно. Хотя она платила мне двойную цену.
— По-моему, она вполне справлялась с мужчинами, — не выдержав, сказал Дронго.
— Вам лучше об этом знать, — саркастически произнесла Энн Дешанс, когда Пуллен перевел ей его слова, — надеюсь, вам не нужна была помощь мадам Лехонь? — не удержалась от еще большего сарказма следователь.
— Нет, — ответил Дронго, — я привык обходиться собственными силами. Там были только мужчины? — спросил он, обращаясь к Беате.
— Иногда были и женщины. Ей нравилось, когда я делала это для женщин.
— Какие нравы, — усмехнулась Энн Дешанс, — в нашей стране подобное просто немыслимо, — сказала она по-английски, — падение нравов идет из Восточной Европы.
— Это неправда, — возразил Дронго, — один из кандидатов в президенты вашей страны был арестован в Америке за принуждение к сексу горничную. А потом выяснилось, что он завсегдатай клуба свингеров, куда ходил даже со своей супругой. И вообще, почти сексуальный маньяк. Кстати, от вашего предыдущего президента ушла супруга к другому мужчине, а нынешний живет с женщиной, которая не является его законной женой. И вы смеете говорить о нравах в Восточной Европе?
— Я поняла, — сказала следователь, — вы не любите нашу страну и наших людей.
— Я обожаю Францию и французов. А француженок просто боготворю, — улыбнулся Дронго, — и если я скажу, что вы одна из самых интересных и красивых женщин этой страны, то не солгу. Однако несправедливость ваших слов настолько очевидна, что я не мог смолчать.
Он увидел, как она улыбается, и снова обратился к Беате:
— У нее было много подобных любовников и любовниц?
— Достаточно, — ответила Беата, — она была очень красивой женщиной.
— И мужчины слетались как мотыльки на свет, — насмешливо произнесла следователь.
— Они все сходили с ума от нее. И мужчины, и женщины. В Голливуде известный режиссер, женщина, — Беата назвала фамилию, — просто преследовала нас, чтобы встретиться с Ириной. Она ради нас даже прилетела в Нью-Йорк.
— Просто роковая женщина, — не унималась Энн Дешанс, — и наш господин эксперт тоже был очарован графиней.
— Она мне понравилась, — признался он. — Спасибо, Беата. Боюсь, что дальнейшие разговоры на эту тему могут не понравиться мадам следователю.
Пуллен не стал переводить его слова на французский, он лишь сообщил, что эксперт решил закончить допрос.