Книга Абсолютист - Джон Бойн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я собирался поспать, сэр.
— Поспать всегда успеете, — отвечает он без капли насмешки; мне кажется, он говорит совершенно серьезно. — Чем быстрее мы это сделаем, тем в большей безопасности будем. Ну-ка, Сэдлер, шевелитесь, грузовики скоро будут здесь.
Я вылезаю наверх и иду к задней границе окопов. Я не боюсь, что меня подстрелят, — немецкие ружья сюда не достают. Впереди я вижу сержанта Клейтона, который, дико размахивая руками, разговаривает с тремя другими людьми. Подходя ближе, я понимаю, что один из них — Уилл, другой — Тернер, а третий — постарше, лет, должно быть, двадцати пяти, я его вижу в первый раз. У него густые рыжие волосы — сейчас они очень коротко острижены, отчего кожа кажется ободранной и словно постаревшей. Услышав мои шаги, все четверо оборачиваются, и я стараюсь не смотреть на Уилла — не желаю знать, радует его мое появление или, наоборот, раздражает.
— Сэдлер! — рявкает сержант Клейтон, презрительно глядя на меня. — Какого черта вам надо?
— Меня послал капрал Моуди, сэр. Он сказал, что вам, может быть, понадобится помощь с разгрузкой.
— Конечно, понадобится, — говорит Клейтон, как будто это самоочевидно. — Где они запропастились, черт бы их побрал? Я буду на наблюдательном пункте, — бормочет он, взглянув на часы и направляясь прочь от нас. — Бэнкрофт, непременно сбегайте за мной, когда они приедут, поняли?
— Есть, сэр, — кратко отвечает Уилл и начинает смотреть на грубые очертания кое-как проложенной дороги. Мне хочется с ним заговорить, но здесь, в присутствии Тернера и неизвестного рыжего, это неудобно.
— Моя фамилия Ригби. — Незнакомец кивает мне, но не протягивает руки.
— Сэдлер, — представляюсь я. — Откуда ты взялся?
— Ригби — отказник, — объявляет Тернер, но без всякой злости. По правде сказать, его слова звучат так, словно быть отказником — вполне нормально.
— В самом деле? — говорю я. — И все же он здесь.
— Командование меня все время перебрасывает туда-сюда, — объясняет Ригби. — Наверное, надеются, что в один прекрасный день меня подстрелят. Немецкая пуля, а не британская — и таким образом Британия сэкономит боеприпасы. Я шесть ночей подряд выносил раненых с поля боя, хотите верьте, хотите нет, — и я все еще жив. Надо думать, это рекорд. Впрочем, может быть, меня все-таки убили, и вас тоже, и тогда это — ад.
Он держится удивительно бодро, и я тут же начинаю подозревать, что он сошел с ума.
Я смотрю себе под ноги, а трое остальных продолжают болтать. Я с силой ковыряю землю носком сапога, отделяя почву от камней, и наблюдаю, как от сапога слоями отваливается засохшая глина. Солдаты больше не злятся на отказников — во всяком случае, на тех, кто согласился служить, но не драться. Вероятно, к тем, кто работает на ферме или сидит в тюрьме, отношение было бы другое, но их тут нет, разумеется. Дело в том, что все, кто здесь находится, рискуют жизнью. В Олдершоте было по-другому. Там мы могли играть в политику и накручивать себя до припадков патриотического гнева. Мы могли травить Вульфа, чувствуя себя в своем праве. Мы могли вытащить его из постели среди ночи и проломить ему голову камнем. Здесь никто из нас не выживет — в этом мы все согласны.
Уилл расхаживает кругами, держась от меня подальше, и я сдерживаюсь изо всех сил, чтобы не броситься к нему, не начать трясти его за плечи, крича, чтобы он перестал дурить.
— Ригби тоже из Лондона, — говорит Тернер; я поднимаю голову и понимаю, что он обращается ко мне. Судя по всему, Ригби уже это сказал, а Тернеру пришлось повторить, чтобы привлечь мое внимание, и теперь все трое смотрят на меня.
— Да? — переспрашиваю я. — Откуда?
— Брентфорд, — отвечает Ригби. — Знаешь, где это?
— Да, конечно, моя семья живет недалеко оттуда.
— Правда? Может, я их знаю?
— Мясная лавка Сэдлера. Чизик, Хай-стрит.
Он удивленно смотрит на меня:
— Ты серьезно?
Я хмурюсь, не понимая, с чего бы мне шутить. Я слежу за Уиллом — он, услышав этот неожиданный вопрос, меняет направление и начинает постепенно приближаться к нам.
— Да, конечно, — говорю я. — С чего мне шутить?
— Да неужели ты сын Кэтрин Сэдлер? — спрашивает Ригби, и у меня слегка кружится голова, когда я слышу это имя. В такой дали, среди французских полей. Всего в нескольких сотнях футов от разлагающихся тел Рича, Паркса и Денчли.
— Верно, — осторожно говорю я, стараясь владеть собой. — А ты откуда знаком с моей матерью?
— Ну, не то чтобы знаком. Но моя мать с ней дружит. Элисон Ригби. Наверняка твоя мать про нее говорила?
Вроде бы я раньше слышал это имя, но у моей матери полно подруг по всему городу, и они меня никогда в жизни не интересовали.
— Кажется, — отвечаю я. — Во всяком случае, имя знакомое.
— Вот это повезло! А Маргарет Хэдли — наверняка ты ее знаешь!
— Нет, — качаю я головой. — А должен?
— Она работает в кафе Крофта, бывал там?
— Знаю, но не бывал уже несколько лет. А что, кто она такая?
— Моя девушка. — Он расплывается в улыбке. — Просто я думал, может, ты с ней знаком. Понимаешь, ее мать, миссис Хэдли — моя будущая теща, я надеюсь, — собирает средства на оборону вместе с моей матерью и твоей. Они теперь прямо неразлучные подруги. Не может быть, что ты не знаком с Маргарет. Такая хорошенькая, волосы темные. Твоя мать о ней очень высокого мнения, я точно знаю.
— Я довольно давно не был дома, — бормочу я. — Я не… в общем, у меня с родителями натянутые отношения.
— Ох, мои соболезнования, — говорит он, понимая, что затронул чувствительное место. — Слушай, Сэдлер, мне было ужасно жалко услышать про то, как…
— Забудь, — обрываю я, не очень понимая, как дальше продолжать этот разговор. Но меня выручает Уилл, который уже подошел к нам, — меня от него отделяет только Тернер, и мне удивительно, что Уилл тут и проявляет такой интерес.
— А как она поживает, миссис Сэдлер? — спрашивает Уилл.
Ригби пожимает плечами:
— Да вроде бы здорова. А что, ты тоже из наших мест?
— Нет. Просто я подумал, Тристану будет приятно услышать, что его мать здорова и благополучна.
— Она в добром здравии, насколько мне известно. — Ригби переводит взгляд с Уилла на меня. — Маргарет, моя девушка, она мне часто пишет. Сообщает все новости из дому.
— Это хорошо, — говорю я, бросая благодарный взгляд на Уилла.
— Им, конечно, чертовски нелегко пришлось, — продолжает Ригби. — Обоих братьев Маргарет убили в самом начале, в первые недели. Мать была в ужасном состоянии, да и сейчас не оправилась, а она совершенно замечательная женщина. Понятно, никто из них не обрадовался, когда я подал заявление в трибунал, но я считаю, что должен держаться своих принципов.