Книга Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя. Часть 1 - Александр Дюма

– Ну, если так, не будем о нем говорить.

– Хорошо. Перейдем к самому главному. Помнишь ты Кромвеля, Планше?

– Много слыхал про него.

– Он был славный воин!

– И страшный обжора.

– Как так?

– Он разом проглотил всю Англию.

– Хорошо, Планше; а если б накануне того дня, как он проглотил Англию, кто-нибудь проглотил его самого?

– Ах, сударь, то он был бы больше его самого. Так говорит математика.

– Хорошо. Вот мы и пришли к нашему делу.

– Но Кромвель умер. Его поглотила могила.

– Любезный Планше, я с радостью вижу, что ты стал не только математиком, но и философом.

– Я употребляю в лавке много печатной бумаги; это просвещает меня.

– Браво! Стало быть, ты знаешь – ты не мог научиться математике и философии, не научившись хоть немного истории, – что после великого Кромвеля явился другой, маленький?

– Да, его звали Ричардом, и он сделал то же, что и вы, господин д’Артаньян: подал в отставку.

– Хорошо! Очень хорошо! После великого, который умер, после маленького, который вышел в отставку, явился третий. Его зовут Монком. Он генерал очень искусный, потому что никогда не вступает в сражение; он отличнейший дипломат, потому что никогда не говорит ни слова, а желая сказать человеку: «Здравствуй», – размышляет об этом двенадцать часов и наконец говорит: «Прощай». И все ахают, потому что слова его оказываются кстати.

– В самом деле, это не худо, – сказал Планше. – Но я знаю другого политика, очень похожего на него.

– Не Мазарини ли?

– Он самый.

– Ты прав, Планше. Только Мазарини не имеет видов на французский престол; а это, видишь ли, меняет все дело. Так вот, Монк, у которого на тарелке лежит, точно жаркое, вся Англия, который готовится проглотить ее, этот Монк заявляет приверженцам Карла Второго и самому Карлу Второму: «Nescio vos»…[4]

– Я не понимаю по-английски, – сказал Планше.

– Да, но я понимаю, – отвечал д’Артаньян. – Nescio vos значит: не знаю вас… Вот этого-то Монка, самого важного человека в Англии, после того как он проглотил ее…

– Что же?

– Друг мой, я еду в Англию и с моими сорока спутниками похищаю его, связываю и привожу во Францию, где перед моим восхищенным взором открываются два выхода.

– И перед моим! – вскричал Планше в восторге. – Мы посадим его в клетку и будем показывать за деньги!

– Об этой третьей возможности я и не подумал. Ты нашел ее, Планше!

– А хорошо придумано?

– Прекрасно. Но мое изобретение еще лучше.

– Посмотрим, говорите.

– Во-первых, я возьму с него выкуп.

– Сколько?

– Да такой молодец стоит сто тысяч экю.

– О, разумеется!

– Или, что еще лучше, отдам его королю Карлу Второму. Когда королю не придется бояться ни славного генерала, ни знаменитого дипломата, он сам найдет средство вступить на престол, а потом отсчитать мне эти сто тысяч экю. Вот какая у меня идея! Что ты скажешь о ней, Планше?

– Идея бесценная, сударь! – вскричал Планше, трепеща от восторга. – Но как пришла она вам в голову?

– Она пришла мне в голову как-то раз утром, на берегу Луары, когда наш добрый король Людовик Четырнадцатый вздыхал, ведя под руку Марию Манчини.

– Ах, сударь, смею уверить вас, что идея бесподобна, но…

– А, ты говоришь «но»?

– Позвольте!.. Ее можно сравнить со шкурой того огромного медведя, которую, помните, надо было продать, но раньше содрать с еще живого медведя. А ведь взять Монка – это не шутка.

– Разумеется, но я наберу войско.

– Да, да, понимаю, вы захватите его врасплох. О, в таком случае успех обеспечен, потому что в таких подвигах никто с вами не сравнится.

– Мне везло в них, правда, – отвечал д’Артаньян с гордой простотой. – Ты понимаешь, что если бы в этом деле со мной были мой милый Атос, бесстрашный Портос и хитрый Арамис, то мы бы быстро закончили его. Но они куда-то исчезли, и никто не знает, где их найти. Поэтому я возьмусь за дело один. Скажи мне только: выгодно ли оно? Можно ли рискнуть капиталом?

– Слишком выгодно.

– Как так?

– Блестящие дела редко удаются.

– Но это удастся наверное, и вот доказательство: я за него берусь. Ты извлечешь немалую выгоду, да и я тоже. Скажут: «Вот что совершил господин д’Артаньян в старости». Обо мне будут рассказывать легенды. Я попаду в историю, Планше. Я жажду славы!

– Ах, сударь! – вскричал Планше. – Как подумаю, что здесь, среди моей патоки, чернослива и корицы обсуждается такой великий проект, лавка моя кажется мне дворцом!

– Но берегись, Планше, берегись! Если узнают хоть что-нибудь, то Бастилия ждет нас обоих. Берегись, друг мой, ведь мы составляем заговор против министров; Монк – союзник Мазарини. Берегись!

– Когда имеешь честь служить вам, так ничего не боишься; а когда имеешь удовольствие вести с вами денежные дела, так умеешь молчать.

– Хорошо. Это касается тебя больше, чем меня; я через неделю буду уже в Англии.

– Поезжайте, сударь, и чем скорее, тем лучше.

– Так деньги готовы?

– Завтра будут готовы: вы их получите из моих рук. Желаете получить золотом и серебром?

– Золотом удобнее. Но как мы оформим все это? Подумай-ка!

– Очень просто: вы дадите мне расписку, вот и все.

– Нет, нет, – живо сказал д’Артаньян. – Я во всем люблю порядок.

– И я тоже; но с вами…

– А если я там умру, если меня убьет мушкетная пуля, если я обопьюсь пивом?

– Ах! Поверьте, в этом случае я буду так огорчен вашей смертью, что забуду о деньгах.

– Благодарю, Планше, но порядок прежде всего. Мы сейчас напишем условие, которое можно назвать актом нашей компании.

Планше принес бумагу, перо и чернила. Д’Артаньян взял перо, обмакнул его и написал:

«Отставной лейтенант королевских мушкетеров, г-н д’Артаньян, ныне живущий на Тиктонской улице в гостинице „Козочка“, и торговец г-н Планше, живущий на Ломбардской улице, при лавке под вывескою „Золотой пестик“, условились о нижеследующем.

Составляется компания с капиталом в сорок тысяч ливров для эксплуатации идеи г-на д’Артаньяна. Г-н Планше, познакомившись с этой идеей и вполне ее одобряя, вручает г-ну д’Артаньяну двадцать тысяч ливров. Он не должен требовать ни возвращения капитала, ни уплаты процентов до тех пор, пока г-н д’Артаньян не вернется из Англии, куда теперь едет.