Книга Конец времен. Элиты, контрэлиты и путь политического распада - Петр Валентинович Турчин

или иной мере жертвовать собственными интересами. За «просоциальную» политику периодов прогрессизма и «Нового курса» приходилось платить, и расходы брал на себя американский правящий класс. Мало кто ценит усилия экономической элиты, которая осознанно смирилась с понесенным ущербом. С 1929 по 1970-е годы состояние богатейших американцев уменьшилось не только в относительном выражении (по сравнению со средним богатством), но и в абсолютном (с учетом инфляции).

Кевин Филлипс предложил изящный способ визуализировать изменение размеров состояния богачей в ходе существования Американской республики . Для разных периодов американской истории он приводит данные о том, сколько денег было у самого богатого человека, и делит эту цифру на среднюю годовую заработную плату американского рабочего. В 1790 году самым богатым американцем был Элиас Дерби с состоянием около миллиона долларов. Средний американский рабочий зарабатывал сорок долларов в год, и это считалось достойной зарплатой. (Вспомним, что в ту пору уровень жизни простых американцев был достаточно приличным, и они являлись самыми высокими по росту людьми на Земле.) То есть богатейший человек располагал суммой, равной годовой заработной плате двадцати пяти тысяч рабочих. К 1912 году, когда этот показатель достиг своего первого пика, максимальное состояние составляло 1 миллиард долларов, а его счастливым обладателем был Джон Д. Рокфеллер. Оно равнялось 2,6 миллиона годовой заработной платы – на два порядка (× 100) больше! Великие депрессии девятнадцатого столетия, изнурявшие пролетариат, не оказали, судя по всему, долговременного воздействия на триумфальное накопление капитала богачами.

Но все изменилось при прогрессистах и в эпоху «Нового курса». Великая депрессия, вызванная крахом Нью-Йоркской фондовой биржи в 1929 году, уничтожила треть крупнейших банков, входивших в Федеральную резервную систему, и почти половину всех более мелких банков. Количество участников Национальной ассоциации промышленников сократилось с более чем пяти тысяч членов в начале 1920-х годов до полутора тысяч в 1933 году. За одну ночь тысячи бизнес-лидеров рухнули в категорию «простолюдинов». (Некоторые и вовсе прощались с жизнью, выпрыгивая из окон своих кабинетов на верхних этажах офисных зданий.) В 1925 году в стране насчитывалось тысяча шестьсот миллионеров, но к 1950 году их осталось менее девятисот. Размер главного состояния десятилетиями оставался на уровне 1 миллиарда долларов. В 1962 году самым богатым человеком Америки был Дж. Пол Гетти, чей миллиард долларов внешне ничем не отличался от миллиарда Рокфеллера пятьюдесятью годами ранее, однако реальная стоимость миллиарда Гетти была значительно ниже из-за инфляции. К 1982 году, когда инфляция еще больше обесценила доллар, самым богатым американцем оказался Дэниел Людвиг, чьи 2 миллиарда долларов равнялись «всего» девяноста трем тысячам единиц средней годовой заработной платы 169170.

Такой разворот в перепроизводстве элиты походил на последствия гражданской войны, вот только он было достигнут без всякого применения насилия. Никакая социальная революция тут ни при чем; правящий класс сделал все сам – или, по крайней мере, позволил «просоциальной» фракции внутри себя убедить остальных в необходимости реформ. Чтобы понять, как развивалась ситуация, давайте проследим за траекторией ставки налога на самые высокие доходы. Когда в 1913 году была создана федеральная налоговая система, ставка налога для высших слоев населения составляла всего 7 процентов. В ходе Первой мировой войны она подскочила до 77 процентов, но к 1929 году снизилась до 24 процентов. В годы Великой депрессии она выросла до 63 процентов, а к концу Второй мировой войны – до 94 процентов. Это преподносилось как необходимая жертва стране, очутившейся в чрезвычайном положении. Но даже после окончания войны максимальная ставка оставалась выше 90 процентов до 1964 года. Только вообразите – два мирных десятилетия подряд после Второй мировой войны сверхбогатые люди отдавали правительству девять десятых своего дохода!

В своей самой известной книге «Капитал в двадцать первом веке» французский экономист Тома Пикетти утверждает, что в долгосрочной перспективе норма прибыли на капитал, как правило, превышает темпы экономического роста, что приводит к увеличению экономического неравенства и концентрации богатства в руках элиты 171. Книга моего хорошего коллеги и друга Вальтера Шайделя «Великий уравнитель» посвящена противоположному процессу сокращения неравенства. На основании огромного числа исторических примеров он утверждает, что «смерть – великий уравнитель»172. Как правило, требуется некое социальное потрясение, чтобы спровоцировать снижение неравенства, и обыкновенно оно принимает форму социальной революции, краха государства, мобилизации масс для войны или крупной эпидемии. Как мы увидим в главе 9, где я рассматриваю первые сто случаев из базы данных CrisisDB, пессимистическая точка зрения Шайделя верна лишь на 90 процентов.

«Великое сжатие» в Америке – один из исключительных и обнадеживающих эпизодов мировой истории: обошлось без кровавой революции, без краха государства и без катастрофической эпидемии, а Вторая мировая война велась полностью за границами страны. Угрозы внутренней революции и внешней конкуренции – против нацистского режима в ходе Второй мировой войны и против Советского Союза в ходе последующей холодной войны, – несомненно, сыграли важную роль в том, чтобы сосредоточить внимание американского правящего класса на проведении правильных реформ, которые остановили «насос богатства» и обратили вспять рост неравенства. Но будет несправедливо утверждать, будто страх был единственным мотивом американских лидеров-прогрессистов и сторонников «Нового курса» на пути к «Великому обществу». К окончанию Второй мировой войны элита в большинстве своем усвоила ценности, способствующие социальному сотрудничеству, – как внутри элиты, так и между элитой и простыми людьми.

Как пишет историк Ким Филлипс-Фейн в книге «Незримые руки», к 1950-м годам большинство руководителей корпораций и акционеров, несмотря на первоначальное сопротивление политике «Нового курса», которая регулировала отношения между работниками и корпорациями, смирилось с новым порядком. Они регулярно торговались с профсоюзами, выступали за применение фискальной политики и более активные действия правительства по преодолению экономического спада, и соглашались с тем, что государство может и должно играть определенную роль в управлении экономической жизнью. Президент Торговой палаты США заявил на заседании в 1943 году: «Только те, кто нарочно зажмуривается, не желают видеть, что капитализм старого типа, из раннего периода свободной охоты, ушел навсегда». Примечательно, что сегодня Торговая палата – организация экономической элиты, которая отстаивает самые крайние формы неолиберального рыночного фундаментализма. В письме своему брату президент Дуайт Эйзенхауэр писал:

«Если какая-либо политическая партия попытается отменить социальное обеспечение, страхование по безработице и ликвидировать законы о труде и сельскохозяйственные программы, мы больше никогда не услышим об этой партии в нашей политической истории. Конечно, есть крошечная отколовшаяся группа, которая верит, что это все равно возможно. Я имею в виду Говарда Ханта… и прочих немногочисленных техасских нефтяных миллионеров, а также отдельных политиков и бизнесменов из других отраслей. Их количество ничтожно, они – просто глупцы».

Нужно ли уточнять, что Эйзенхауэр был республиканцем?

Барри Голдуотер соперничал с Линдоном Джонсоном