Книга Алая птица - Анна Рудольф

Рунар и поспешно пояснил: — они зачаровывают тряпичные куколки, определенным образом связывая их с человеком. Аймаррские ведьмы или хексы — как их называют сами аймаррцы — могут воздействовать на человека с помощью такой марионетки. До сих пор никому не удавалось изучить эту магию, тем более, противостоять ей. Хексы вольны делать с жертвой все, что угодно: причинить боль, убить, внушить ложные воспоминания или, наоборот, стереть их.

— Как они это делают?

Он повертел в пальцах цепочку золотого кулона. На памяти Айрин, маг никогда с ним не расставался.

— На мой взгляд, это как-то связано с магией разума, хотя, академики отрицают ее существование, — Рунар дернул плечом и бросил тише: — болваны. Духовенство придерживается мнения, что хексы воруют души. С другой стороны, ведьмы выдающиеся предсказательницы. Дьявол их знает. Ты тренируешься или прохлаждаешься?

Девушка тяжко вздохнула и послушно уставилась на проклятую свечу.

Не успела она настроиться, как дверь сотряслась от мощного удара. Замок с треском вырвало из гнезда, и он с печальным звоном повис на остатках дверного косяка.

— Ой, господин, извините! Заносите, давайте, что стоите? Шустрее, шустрее! — Фани пятилась спиной вперед, умудряясь одновременно извиняться перед обалдевшим магом и командовать двумя слугами, тащившими небольшую тахту. — Не заденьте стол, а то я вам кой-чего поотрываю, а господин добавит! Хотя, после меня там будет уже нечего добавлять… Не важно, не останавливаемся! К камину. Быстрее, не видите, господа заняты? Простите еще раз великодушно, господин!

— Коня тебе в постель, Фани, что за…

— Коня? А почему именно его? Что у вас за фантазия, господин! — тут тахта выскользнула из рук одного из слуг, приземлившись ему на ногу, и тот заорал такими оборотами, что Айрин от неожиданности зажала уши, но его вопли перекрыла Фани, огрев беднягу кочергой: — Ты что, неуклюжая скотина, пугаешь госпожу? Да я сама тебя сейчас так испугаю, что пугалка отвалится! А ну молча поставили и вышли! — мужики грохнули ношу рядом с креслом. — И нечего таращиться на мою госпожу, сейчас вам, таким любопытным, господин Рунар за это глаза натянет на зад!

Они направились к выходу, и один из них, обернувшись, грязно обозвал служанку. Айрин негодующе сжала кулаки и набрала воздуха, чтобы заступиться, но Фани опередила ее, швырнув в обидчика кочергой и попав точно по хребту:

— Ты на кого тявколку открыл, псина подзаборная? Две свиньи, не можете тахту по лестнице поднять! — и обернулась к ошеломленным магам с услужливым поклоном. — Вот, господин, как вы и просили, тахту вам принесла. Ой, что только с замком-то делать? Так я плотника завтра позову! — и взглянув на разъяренного мага, поспешно добавила: — Или сегодня, как угодно.

— Фани, уйди с глаз моих, — Рунар, едва сдерживаясь, потер переносицу, — чтоб я до утра тебя не видел. И остальным передай. Упаси боже кого-то из вас сунуться сюда до рассвета!

— Поняла, господин! — кивнула она и с тем же жизнерадостным тоном обратилась к Айрин: — А вам, госпожа, что-нибудь нужно?

— Наверное, нет, разве что вечером я бы хотела затопить у себя камин.

— Как прикажете, — служанка пригнулась в намеке на реверанс и выпорхнула в коридор, оставив Рунара в безмолвном бешенстве таращиться ей в след.

— Вот же… языкастая девка! — наконец, выдавил он. — Представь себе, закрутила роман с подмастерьем повара, вскружила мальчишке голову только для того, чтобы он ей котлеты из кухни таскал!

Айрин воздержалась от комментариев и сглотнула голодную слюну. Она бы тоже не отказалась от котлет. Чутье подсказывало, что если в ближайшее время она не заставил свечу гореть, Рунар накормит ее свечным воском.

Маг тем временем критически осмотрел пришедшую в негодность щеколду, от чего дверь теперь свободно гуляла туда-сюда и мерзко поскрипывала на сквозняке, затем четким взмахом руки швырнул в нее заклинание, на миг красиво вспыхнувшее на дереве красным узором. Воцарилась тишина.

С блаженным вздохом Рунар растер затекшую шею и вернулся за стол.

— Что вы сделали?

— Запирающее заклятье. Не отвлекайся. Свеча. — С минуту он гипнотизировал черый фитилек и не выдержал: — За что мне это? Я держал себя в руках, был терпелив, не калечил людей. Так за какие грехи ты и эти девицы свалились мне на голову⁈ Все меня боялись, я внушал ужас и благоговение, а теперь стал похож на шута!

Айрин недоуменно похлопала глазами и уставилась на собственные руки, чинно сложенные на коленях.

— Если вам от этого легче, я вас боюсь.

Он с глухим стуком уронил голову на столешницу слишком близко к зажженному канделябру.

— Ты не в счет. Тебе по статусу положено меня бояться.

— Дело не конкретно в вас, — она с сомнением пожевала несказанные слова. — В моей слабости. Я не могу дать отпор, и это тревожит.

— Эта блажь из-за того вспыльчивого юноши, разрушителя чашек? Гуго, кажется?

Чего он пытался добиться? Айрин прекрасно осознавала свою беспомощность и, откровенно говоря, бесполезность. На что она сдалась им с королем, если одно ее присутствие и отвратительно-правдивые слухи о ее северных корнях повергали паству Всепрощающего в неистовство? Порой, проходя мимо часовни, из которой ее со скандалом выгнал прибывший на службу Архимейстер, Айрин боялась, что ее вот-вот обольют священным маслом, а затем чиркнут огнивом. Потому она всюду таскалась за наставником, чем порядком выводила его из себя.

— Мне стоило убить его? — Рунар по-своему интерпретировал ее молчание и невозмутимо пояснил в ответ на немое изумление: — Он дважды напал на меня и нарушил закон. Я имел право.

— Гуго просто дурак. Он никогда не пугал меня по-настоящему. — Айрин поднялась с ноющих колен и подошла к столу якобы за пустым свитком, который ей ни сдался, на самом деле раздумывая, стоит ли рассказывать. — Однажды по осени к нам в село заехал сынок местного барона. Он был начитан и обходителен, а еще чисто вымыт и хорошо одет. Представляете, каким чудом он был супротив… на фоне простых сельских парней. — Она протянула руку к канделябру и провела пальцами по основанию горящего фитиля, где пламя не было таким обжигающим. Откровенность, о которой она уже успела пожалеть, давалась с большим трудом. — Его намерения не стали для меня секретом. Остальным девушкам родители