Книга Зажгите костры в океане - Олег Михайлович Куваев

Мы должны плыть туда. Ведь черноволосые не умеют водить каяки.

— Ты веришь, — ответил Отец племени. — На севере только море и лед. Там не может быть ни костров, ни земли.

— Я видел костры на севере, — сказал снова Сэт-Паразан.

— Идем же, покажи, — сказали старики.

Закутанные в медвежьи шкуры, недовольно ворча, они карабкались по мокрым камням наверх. Отчаянно шумело Чукотское море.

Они дошли до середины. Дальше утес был неприступен. Костры черноволосых пылали на юге волчьей подковой.

— Где твои люди, лгун? — спросил Отец племени. — Мы видим только лед и море на севере. Мы видим нашу смерть на юге.

— Надо залезть еще выше, — сказал Сэт-Паразан. — Но никто из нас не может сделать этого. Разве вы не слышали о существовании земли Храхай!

— Плывем на север! — кричали онкилоны. — Плывем к далеким кострам!

Они уплывали на север. Каяки шли стремительной стаей. Ведь онкилоны были морские люди. Голые по пояс юноши и девушки стоя работали веслами. Водяная радуга взлетала над лопастями.

— Ай-хо! — гремел боевой клич онкилонов. Этот крик заглушал шум волн. Свободная кучка людей уплывала от смерти и рабства…»

В общем, все онкилоны уплыли на север. Больше их никто не видал.

По необузданному Лешкиному замыслу, племя потом двинулось к востоку и вдоль Калифорнийского побережья попало на остров Пасхи.

Снег шуршал по палатке. Наверное, он завалил уже всю тундру. Слегка мерзли в мешках ноги. Мы грели друг друга сквозь шерсть и брезент.

— Ты неплохо сочиняешь, — сказал Мишка. — Откуда это?

— Читал. — Лешке, видимо, льстило наше внимание. — Этот год уже потерян, — мечтательно сказал он. — На будущий поступлю в институт. Буду историком.

— Древние греки, — сказал Мишка. — Катулл, Лукулл, забавные мифы. Актуальная для нашего времени специальность!

— Старики будут довольны.

— А ты, Валька, кем будешь? — спросил я.

— А, кем я буду? — переспросил Валька. — Как есть — работягой. Мои старики уже давно насовсем довольны.

— Все дело в самом себе, — сказал Виктор. — Уж на возможности у нас жаловаться не приходится.

— Подзатыльник надо! — вздохнул Гришка. — Человек без подзатыльника не может.

— Снег-то перестал, — сказал Мишка.

Тот самый день

Этот день пришел обычно, как приходит домой с работы старший брат. Я издали вижу, как прыгает в неловкой пробежке Виктор. Нескладная Валькина фигура поспешает рядом. У Виктора в руках полевая сумка, на Вальке — рюкзак. Мы все поняли, что это и есть тот самый день.

— Есть, — говорит Виктор. — Крохотная жила, но есть! — Он трясущимися руками берет у Вальки рюкзак и развязывает его. Розовые, фиолетовые блестки, хрупкие комочки режут кварц. Вот он, миридолит! Есть!.. Легкая радость и опустошение наполняют нас.

Герой дня — Валька. Они были на двурогой вершинке, что к северо-западу. Виктор описал южный отрожек и решил, что на другом делать нечего. Валька предложил заскочить — так, для экзотики, может, по интуиции — в общем, черт знает по какой причине! Заскочили, а там…

Решено переносить лагерь. Мы должны теперь перевернуть каждый камень возле той горушки. Мы должны… Нам много что надо теперь сделать, чтобы не запоздать с основной программой.

Вечером пьем спирт. Лежала у Мишки в рюкзаке заветная бутылка. Мишка сходил вниз по речке за гусями, принес четыре штуки. Мы пьем за технику, за миридолит, за романтика Кахидзе.

Огромным оранжевым кругом падает за горизонт солнце. Захмелевший Виктор произносит речь. Упоминает о том, что пока мы гоняли бумажные шарики по коридорам в институте и стояли у кассы за стипендией, в общем, тогда наш уважаемый Валька уже слесарил, создавал, так сказать, материальные ценности. Мишка переводит разговор на другое.

Тощий, скуластый, грязнолицый Валька держит обеими руками кружку. Что-то теплое, как кровь на щеке, шевелится у меня в душе.

Стоп, парень! Не надо сантиментов. Ты мужчина, ты много видал таких хороших ребят, много прошло их мимо. Пройдет, к сожалению, и Валька. Где сейчас владимирский Коля, по кличке Гамильтон? Где светлая душа Леня Пуговкин? Создают где-то материальные ценности рабочие пятого разряда. А ведь спали в одном мешке… Да, мир крутится по какой-то кривой, может, даже по спирали. Миридолит есть, сантименты по боку! Человек сам переводит стрелки на своих рельсах.

Мы пьем за дружбу. Дружба — это что? Необъяснимые симпатии случайно столкнувшихся индивидуумов? А можно ли ее носить с собой в бумажнике? Не лезь в циники! Дружба — это когда вместе создают материальные ценности. Об этом я читал в книгах.

Мы пьем за первооткрывательство. Первооткрыватель — это Виктор. Начальник партии. Ну, и мы с Мишкой. Интеллектуальная, так сказать, прослойка. В списке будет и наш шеф — будет инженер-лейтенант саперных войск Кахидзе!

Мы сидим возле примуса, как возле костра. Здесь нет даже березки. Один ягель, почему-то синего цвета. Ягель и осока, спрятанные ночью. Мишка поет наши песни. Валька куда-то исчез. Я нахожу его возле ручья. Он сидит, закутавшись в телогрейку, и булькает по воде камушками.

— Ты чего? — спрашиваю я.

— Так… — отвечает Валька. — Кидаю камни. Песен ваших я не знаю. Умный разговор поддержать не могу.

Подходит Мишка.

— Давай потолкуем, Валюха, — говорит он.

— О чем?

Я оставляю их вдвоем.

— А ведь завтра пятое число, — говорит Виктор. — Должен быть самолет.

Слушайте, парни…

В нарушение всех законов природы самолет действительно прилетает. Мы быстро поджигаем траву. Желтый дым ползет вертикально в небо. Черная точка стремительно вырастает в размерах. Самолет делает кольцо. Виктор выпускает красную и зеленую ракеты. «В лагере все в порядке, больных нет, работу продолжаем». С самолета падает тюк. Письма, газеты, журналы. Я быстро выхватываю конверты с круглым Ленкиным почерком. Шуршание бумаги и строчки писем заполняют вселенную…

— О, черт!.. — возвращает нас на землю Виктор.

— Что случилось?

— «По требованию родителей, — читает он вслух, — откомандируйте из партии рабочего Алексея Чернева как неправильно оформленного. Отправьте с ним краткий отчет и ненужный груз. По договоренности с колхозом вельбот будет ждать вас у мыса Могила Охотника седьмого и девятого числа этого месяца». Подписи.

Ошеломленное молчание придавливает нас. Что за чертовщина?

— Ну вот, — роняет Виктор. — Езжай, Чернев, домой. Папа и мама ждут.

— Хо-хо, Леха! — говорит оживленно Гришка. — Дома теплее. Везет молокососам!..

Валька и Мишка молча переглядываются.

Мы сидим на сложенных для переноски тюках: после обеда мы кочуем к миридолиту.

— Отставить переезд, — говорит Виктор. — Отставить, значит, переезд ввиду отъезда.

Мир рушится на нас громадными глыбами молчания. Мы сидим молча. Слова еще не родились в свистящем хаосе мыслей.

— Езжай, значит, Чернев, — чужим голосом повторяет Виктор. — Будешь историком.

— Я не Мария-Антуанетта. Я могу и остаться. — Эти слова приходят к нам через сотню томительных лет.

— Да нет. Раз приказ, я должен…