Книга В путь-дорогу! Том I - Петр Дмитриевич Боборыкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Старуха нѣсколько разъ поцѣловала сына и повторяла все: Николинька.
Больной молчалъ. Онъ не просилъ у матери прощенія; онъ точно молча говорилъ ей, что смерть все искупаетъ, и нельзя уже теперь измѣнить ничего. Эта нѣмая сцена вышла лучше, чѣмъ можно бы было ожидать. Прошло еще двѣ-три минуты — и больной впалъ въ безпамятство. Онъ задыхался, раздалось предсмертное хрипѣніе. Какой-то страхъ сжалъ сердце Бориса, и онъ, стоя
у кровати, вздрагивалъ и томительно оглядывался. Когда священникъ прочелъ отходную, пролетѣла еще минута молчанія, боли, агоніи, — и Николая Дмитрича не стало.
Борисъ до послѣдняго мгновенія все держалъ руку умирающаго и поддерживалъ его голову. Онъ первый почувствовалъ, что рука охладѣла и голова, отяжелѣвъ, скатилась на подушку. Докторъ взглянулъ на умершаго, покачалъ головой и сказалъ многозначительно: скончался. Пелагея Сергѣевна не заплакала; но она долго смотрѣла на сына, и потомъ бросилась вонъ изъ спальной. Борисъ остался одинъ съ Машей. Маша громко плакала и прижималась къ брату. Борись вдругъ почувствовалъ новое одиночество и безпомощность. Вошелъ Ѳедоръ Петровичъ. За нимъ послалъ еще самъ Николай Дмитричъ. Онъ опоздалъ пятью минутами и засталъ уже трупъ. Молча взглянулъ онъ и на покойника, и на Бориса, молча подалъ руку доктору.
— Ѳедоръ Петровичъ, — сказалъ ему Борись: — ради Бога, распорядитесь вы… Бабушка не можетъ ни во что вмѣшиваться, вы знаете… вотъ тутъ деньги на похороны, — и Борись указалъ на бюро.
— Хорошо, я знаю, — отвѣтилъ Ѳедоръ Петровичъ своимъ спокойнымъ голосомъ.
Онъ подалъ Борису руку и проговорилъ: — О чемъ меня просилъ вапъ батюшка — все сдѣлаю… бабушку вы оставьте въ покоѣ… надо вотъ прежде спальню очистить и запереть.
Ѳедоръ Петровичъ вынулъ изъ кармана связку ключей.
— Это отъ бюро, — сказалъ онъ. — Мы его сейчасъ припечатаемъ… Позовите женщину какую-нибудь потолковѣе…
— Яковъ, сходи за Мироновной, — сказалъ Борисъ.
Ѳедоръ Петровичъ припечаталъ бюро. Потомъ онъ простился съ докторомъ и проговорилъ: завтра ко мнѣ пріѣзжайте.
Докторъ ушелъ. Борисъ хотѣлъ что-то сказать Ѳедору Петровичу, но совсѣмъ позабылъ.
— Спокойно скончался? — спросилъ его новый опекунъ.
— Спокойно, — отвѣчалъ Борисъ и тутъ же вспомнилъ, что онъ хотѣлъ сказать. — Ѳедоръ Петровичъ, — промолвилъ онъ — какъ же вы бюро-то запечатали; вѣдь нужны будутъ деньги на похороны.
— Я изъ своихъ пока… Теперь нечего брать… Мы спальню и бюро откроемъ послѣ всего, послѣ похоронъ… тогда ужъ это сдѣлаемъ; а теперь нечего тревогу подымать… Бабушку вашу не тормошить, да и покойный такъ просилъ меня…
Борисъ промолчалъ.
Ѳедоръ Петровичъ говорилъ съ необыкновеннымъ хладнокровіемъ; но рѣчь его не была суха. Борису стало гораздо легче съ той минуты, какъ онъ пришелъ.
А Маша продолжала все плакать… Борисъ сѣдъ на кресло и посадилъ ее къ себѣ на колѣни.
— Боря… — шептала дѣвочка: — мнѣ страшно… папы нѣтъ… вотъ и ты умрешь… и я одна останусь…
Ѳедоръ Петровичъ подошелъ къ ней и погладилъ ее по головѣ.
— Не плачьте, — сказалъ онъ улыбаясь: — больше ужь никто не умретъ.
Явилась Мироновна и еще нѣсколько женщинъ, вмѣстѣ съ Яковомъ. Ѳедоръ Петровичъ приказалъ приготовить въ залѣ столъ и, одѣвши покойника, вынести его изъ спальни сейчасъ же.
Борисъ вмѣстѣ съ нимъ и съ Машей вышелъ въ бильярдную.
— Знаете что, — сказалъ ему Лапинъ: — стуеще утѣшалъ ее до тѣхъ поръ, пока она, утомленная слезами, не заснула на его рукахъ.
Долго онъ держалъ спящую сестренку; точно отеческое чувство согрѣвало его, и ему не было уже такъ страшно.
Въ своей комнатѣ Борисъ бросился на кровать одѣтый, но ни на минуту не могъ заснуть. Внизу слышались, шаги. На него начинала снова нападать тоска. Онъ пошелъ внизъ; но на площадкѣ остановился и вздрогнулъ: въ эту минуту изъ бильярдной въ залу переносили покойника на рукахъ.
Борисъ ощутилъ дѣтское чувство страха и вбѣжалъ на лѣстницу.
— Пойти къ бабушкѣ? — спросилъ онъ себя. — Не могу… я ей ненадобенъ. — И вдругъ мелькнула у него мысль, что завтра, можетъ быть, пріѣдетъ та, съ которой начнется новая жизнь… И съ этой мыслію заснулъ Борисъ въ ночь смерти своего отца.
LXI.
Утромъ рано Борисъ сошелъ въ залу. Какъ живо припомнились ему лица дѣдушки и матери! Они также лежали на этомъ столѣ. И всѣ три смерти слились для него въ одинъ образъ.
Въ залѣ было холодно; Покойникъ лежалъ, весь блѣдный и прозрачный, на простой подушкѣ, и покрытъ быль ненаряднымъ покровомъ, взятымъ на время изъ церкви.
Борису сдѣлалось ужасно жалко, когда, онъ подошелъ ближе къ покойному; именно жалко, а не больно. Но плакать онъ не могъ, горе не было для него свѣжо, впечатлѣнія притупились отъ постоянной картины страданія.
Въ домѣ сдѣлалась точно праздничная суетливость… Изъ передней то и дѣло проходили лакеи… изъ корридора выглядывали старухи, крестились и болтали вполголоса…. Дьячокъ читалъ псалтырь черезчуръ громко и бойко, и поминутно встряхивалъ своими космами.
Когда Борисъ осмотрѣлся въ залѣ, онъ почувствовалъ, что сдѣлался хозяиномъ, что нужно ему распоряжаться, — а у него нѣтъ ни охоты, ни умѣнья. Борисъ думалъ и о бабушкѣ. Ему стало жалко ее. Въ эту минуту она вошла въ залу. Лицо ея очень измѣнилось: скулы еще больше выдались; она была непріятнѣе на видъ, чѣмъ прежде. Приблизившись къ покойному, она обняла его руками и, судорожно вздрогнувши, глухо заплакала, потомъ опустилась на колѣни. Борисъ подошелъ къ ней, желая ее придержать. Бабинька сухо взглянула на него и ничего не сказала. Перекрестившись нѣсколько разъ, она поднялась, отошла къ стѣнѣ и сѣла. Фицка стала передъ ней.
— Бабушка, — сказалъ Борисъ, подойдя къ Пелагеѣ Сергѣевнѣ: — вамъ тяжело будетъ распоряжаться похоронами. Ѳедоръ Петровичъ беретъ на себя.
— Оставьте меня въ покоѣ, — прошипѣла Пелагея Сергѣевна, — что я такое здѣсь?… что хотите, дѣлайте… — И она замолчала.
Борису сдѣлалось непріятно, что онъ сказалъ объ этомъ бабушкѣ. Онъ не хотѣлъ отстранять ее отъ распоряженій, но не могъ разрушить въ ней убѣжденіе, что она теперь въ домѣ ничего не значитъ. А Пелагея Сергѣевна заключилась въ свою желчь и притихла такъ, какъ могла притихнуть по своей натурѣ.
Когда явился Ѳедоръ Петровичъ, онъ очень спокойно раскланялся съ бабинькой, объявилъ ей, что чтеніе завѣщанія лучше будетъ сдѣлать послѣ похоронъ, предложилъ свои услуги, и бабинька отвѣтила ему то же, что и Борису.
Борису не хотѣлось очень шумныхъ, церемонныхъ похоронъ.
— Ѳедоръ Петровичъ, — сказалъ онъ Лапину: — нужно ли разсылать приглашенія?
— Нужно-съ, — рѣшилъ Лапинъ: —отецъ вашъ не разночинецъ какой, — сдѣлаемъ все
