Книга На распутье - Александр Фомичев

Не подумавши! Пощадите, умоляю!..

— В сердцах, да⁈ — жутко рыкнул Ратибор. — Кумекаю, если бы ты мог, то с радостью бы самолично отдал приказ о претворении в жизнь тех мерзких угроз, что недавно наболтал, пёсий отпрыск! Потому тебя и нельзя оставлять в живых; Перун тому свидетель! Ибо ты ж точная копия своего негодяя отца! А весь ваш гнилой род надобно со свету изжить под корешок как можно скорее; одни беды ведь честному люду приносите!

С этими словами вострый меч стремительно полетел к голове отчаянно заголосившего мальца. Впрочем, спустя миг, одновременно с глухим звуком удара доброй стали о дерево истошный крик Мусфализа прервался; лишь отрубленная чёрная косматуля неловко взмыла в воздух. Настала зловещая тишина. И только непомерно осмелевшее бледнохвостое семейство беличьих, храбро выбравшись из дупла столетней лиственницы на одну из разлапистых веток, оживлённо щебетало между собой, всё так же с тревожным любопытством продолжая разглядывать с безопасной высоты творящееся внизу форменное безобразие, учинённое этими неугомонными человечками.

Глава 15

Разлад

«О да… Я не ошиблась… Богами отмечен… Могучий воин… Сложная судьба… Большое горе и немалые лишения… Но ты выстоишь, ибо крепость и несгибаемость твоего духа просто невероятны… Великие деяния тебя ждут… Главное, когда встанешь на распутье между двух дорог своей судьбы, помни свои жизненные принципы и слушай совесть свою, не глуши её в гневе. Ибо от того, каким путём пойдёшь ты далее, будет зависеть, кем ты станешь: надёжной опорой сил светлых или величайшим палачом тьмы… У тебя будет выбор. Не ошибись с ним!»

За то краткое мгновение, что меч Ратибора опускался на чернявую головушку Мусфализа, в замутнённом мозгу молодого богатыря отрезвляющей ледяной молнией ярко вспыхнуло пророчество ворожеи Благаны, озвученное старой целительницей при их первой встрече в «Дальней дороге». На этом постоялом дворе, находящемся на Кривом тракте, и познакомились в своё время Ратибор, Мирослав и Яромир с вредной знахаркой, когда сопровождали Злату, сестрицу Емельяна, из Мирграда в Борград к её мнимому жениху.

Невероятным усилием в последний момент могучий исполин вывернул меч; булатное лезвие, слегка вильнув в сторону, опустилось аккурат возле левого уха отпрыска Эдиза, отрубив тому знатную прядь волос.

— Гы-гы-гы, — спустя несколько секунд заржали, аки сивые мерины, дюжина разбойников, благодаря крайне осторожной тактике их атамана, в нападении на нурязимскую делегацию потерявших всего двоих бойцов. — Русич-то дал слабину! Пожалел мальчишку!

— Видимо, оттого, что спесивый щенок не только намочил штанишки, но ещё довеском добро их обделал по-взрослому, ха-ха-ха! — громче всех возопил Гулрим. — Прорвало головастика!

— Нарвите ему еловых шишек! — подхватил общий угар Лаврютий. — Пущай заткнёт дымоход!

— Да уже поздняк! Раньше надо было думать! Покамест бобровую запруду не пробило!.. — весело вторил ему сухопарый головорез по имени Юцен, толкая в бок стоявшего рядом крепкого лиходея Кызымара, своего приятеля по разбойничьему ремеслу, и многозначительно указывая тому глазами на одну из тощеньких смуглокожих миловидных рабынь, по внешности лидийку, которую вместе с остальными слугами вытащили из повозок. По счастливой (а скорее не очень) случайности она ещё была жива; подавляющему большинству прислужников лиходеи уже перерезали глотки. Два собрата по головотяпству плотоядно облизнулись и с погаными ухмылками двинулись к несчастной, дрожащей как осиновой лист девушке. Та покорно уставилась на них большими грустными очами, прекрасно понимая, что её сейчас ждёт.

Тем часом около половины расслабившихся ловцов за удачей разбрелись по округе, принявшись тщательно обирать мёртвых покойников; у павших в бою элитных нурязимских гвардейцев совершенно очевидно имелось, чем поживиться. Другая же часть разбойников принялись с азартом раздербанивать одну из королевских телег, доверху набитую дорогими мехами да шёлковыми нарядами; дары Коловриду, правителю Дакии, цены явно были немалой.

— Помните: сваливаем всю добычу в кучу, отволакиваем в укромный уголок, опосля подсчитываем и делим! Кто чего присвоит тайком, лично руки по плечи отсеку! Таков наш закон! — Хасван, давно поднявшийся после могучей отмашки Ратибора, неприятно прищурившись, посмотрел на задумчиво чесавшего репу «рыжего медведя» и сползшего подле него на землю шокированного Мусфализа. Верно решив, что принцу, по крайней мере, в ближайшее время больше ничего не угрожает, атаман проследовал к королевской карете, заглянул внутрь, порыскал по сусекам и извлёк из-под одной из сидушек вполне себе внушительный сундучок из красного дерева килограмм на четырнадцать-шестнадцать. Тут же оперативно пошарив по вынужденно прилёгшему рядом обезглавленному телу Дуйгурила, Хасван вытащил у него из загашника большой латунный ключ, как нельзя кстати подошедший к замочной скважине несомненно ценного ларца. Крышка сундука, на которой гордо красовался золочёный грифон, символ императорского дома Кайя, с лёгким скрипом откинулась, представив жадному взору вожака шайки, а также подошедшим к нему Гулриму с Анникой своё содержимое: роскошный ящик был щедро наполнен тускло сияющими жёлтыми монетками.

— Ух ты! Да здесь дукатов сотни на три-четыре, если не больше! — восхищённо проблеял из-за спин Хасвана, его ближайшего сподвижника Гулрима и Мурчалки незаметно подкравшийся сзади Лаврютий. — Да ещё, вон, алмазики вперемешку виднеются!.. Довольно крупные, между прочим! Мы богачи! Ура-а-а! — радостно возопил швариец, звонко хлопая себя в порыве чувств по ляжкам.

— Заткни пасть, дурила недалёкая! Не ори на всю округу! У вас там в Шварии все такие остолопы⁈ — раздражённо шикнул на Лаврютия вожак разбойников, резко захлопывая королевский ларчик. — Удачу прогонишь!.. А она, как известно, любит тишину!

«Главное, когда встанешь на распутье между двух дорог своей судьбы, помни свои жизненные принципы и слушай совесть свою, не глуши её в гневе», — у Ратибора, замершего над скрючившимся в страхе у его ног Мусфализом, между тем гулким набатом раз за разом отдавались в голове эти слова Благаны. Кровавая завеса спала с глаз русича; разум вернулся к дюжему ратнику, заставив могучего исполина в глубине души содрогнуться тому, какую роковую ошибку он сейчас чуть не совершил. Ведь преднамеренное убийство безоружного юноши, даже столь испорченного, пущай являющегося в довесок сыном его заклятого врага, Ратибор бы себе никогда не простил.

Тем временем Юцен схватил за локоть инстинктивно отшатнувшуюся от него служанку: — Цып, цып, цып! А ну, иди сюда, курица! — затем дёрнул девушку на себя и одновременно залепил ей звонкую оплеуху. От сильного удара бедная невольница громко вскрикнула и упала на землю; из разбитого носа лидийки потекли струйки крови, измазывая её симпатичное личико. Впрочем, это лишь раззадорило двух негодяев; грубо сорвав с рабыни её лёгкое платьице, они сцапали несчастную