Книга Справочник по философии разума животных - Kristin Andrews,Jacob Beck

предполагаем.

стимул на t1: "кость на столе" - реакция: "не брать"

стимул в t2: "кость в миске" - реакция: "взять".

Что же это за стимул? Является ли он чисто проксимальным и физиологическим, как болевые стимулы, на которые реагируют даже устрицы? Эта бихевиористская сказка игнорирует различие между низшими животными и высшими, такими как собаки, китообразные и приматы, которые обладают целым рядом различных органов чувств и соответствующих сенсорных центров в мозге. Приматы, во всяком случае, показывают высокие результаты в стандартных тестах на постоянство и идентификацию объектов (Seed and Tomasello 2010: 409).

Альтернативный вариант - признать, что собака реагирует не просто на проксимальный стимул, а на воспринимаемую информацию. Однако как можно определить эту информацию, если не как воспринимаемый факт? Очевидный выход из этого затруднения может быть следующим: собака воспринимает не то, что кость лежит на столе или в миске, а то, что она воспринимает "кость на столе" или "кость в миске". Однако если детерминанты "на столе" и "в миске" используются ограничительно, чтобы указать, какую кость воспринимает собака, это не объясняет расходящееся поведение собаки, которая воспринимает одну и ту же кость в t1 и t2. Если же они используются как эллипсы для обозначения "лежащей на столе" и "лежащей в миске", то это объясняет расхождение в поведении собаки. И все же воспринимать кость как лежащую в миске - это значит воспринимать - пусть и под другим названием - что кость лежит в миске. Так или иначе, поведение собаки может быть объяснено только на основе фактического восприятия, восприятия, которое.

Второй шаг в моем аргументе просто отдает должное лозунгу "видеть - значит верить". Из "S видит, что p" (солнце светит и т. д.) мы можем заключить либо "S знает, что p" (где "видеть" используется фактуально), либо "S верит, что p" (где это не так). Но и "знать, что p", и "верить, что p" - это случаи "думать, что p" в том смысле, который здесь уместен. Нельзя удержаться от этого второго шага, отвергая эти следствия для случая животных без убедительных аргументов в пользу того, что "видит, что p" систематически двусмысленно в отношении людей и животных; а таких аргументов пока нет. Следовательно, лингвистический мастер-аргумент теперь стоит перед дилеммой. Либо концептуальный тезис неверен, поскольку мы вынуждены приписывать мышление (перцептивные убеждения) без вменения концептов. Либо все животные, способные воспринимать факты, обладают концептами, и в этом случае тезис о языке неверен, поскольку у животных много концептов.

 

Концепции животных

Что касается концепций животных, то Кант и Макдауэлл, среди прочих, занимают дифференциалистскую позицию: животные могут воспринимать, но у них нет концепций любого рода. В углу ассимиляции находятся эмпирики и многие когнитивисты, которые без колебаний приписывают животным сложные понятия. Промежуточная позиция гласит, что животные могут обладать некоторыми понятиями, а именно теми, которые могут проявляться в нелингвистическом поведении (например, Bekoff and Jamieson 1991: 19-20; DeGrazia 1996: 154-8). Их понятия редко могут быть теми, которые мы используем, приписывая им мысли. Ведь различия, лежащие в основе поведения животных, не обязательно должны совпадать с нашими вербальными классификациями - ни экстенсионально, то есть путем группировки одних и тех же объектов, ни интенсионально, то есть путем группировки объектов по одним и тем же свойствам. Собака может группировать кошек вместе с хомяками или отличать черных кошек от всех остальных; и даже если она группирует всех и только кошек вместе, она может распознавать их по запаху, а не визуально. Но это само по себе не является препятствием для того, чтобы приписывать животным понятия, пусть и отличные от наших. Соответственно, то, какие понятия нам следует приписывать, зависит от эмпирических исследований параметров, определяющих поведение животных.

Устоит ли эта альтернатива языковому тезису, естественно, зависит от того, что делать с понятиями и обладанием понятиями. Согласно одной из точек зрения, концепты - это принципы дискриминации, и обладать концептом - значит обладать способностью распознавать или различать различные типы вещей (Price 1953: 355; Dupré 2002: 229). При таком понимании некоторые животные обладают концептами. Как в дикой природе, так и в лаборатории они различают множество различных цветов, вкусов, звуков, форм, вещей, количеств, типов существ и т. д. Более того, многие из этих различий скорее выучены, чем врождены.

Сторонники тезиса о языке возражают, что такое изложение понятий становится жертвой reductio ad absurdum.

Если только мы не хотим приписать понятия бабочкам и оливковым деревьям, мы не должны считать простую способность различать красное и зеленое или влажное и сухое как наличие понятия, даже если такое избирательное поведение является выученным.

Однако, к счастью, эти абсурды не следуют из того, что понятия рассматриваются как способности к дискриминации. Оливковые деревья не различают влажную и сухую почву, поскольку различение - это прерогатива разумных существ. Мы должны проводить различие между простой дифференциальной реакцией на причинные факторы, которая является универсальной чертой физических явлений, и дискриминацией, которая связана с перцептивными способностями. Тем не менее, даже сторонники концепций животных должны признать, что для концептуализации требуется нечто большее, чем дискриминация. Но чего?

Распространенный ответ гласит: S должен быть способен не просто "распознать F", а "распознать что-то как F или признать это F". Этот ответ допускает различные уточнения. Согласно Аллену и Хаузеру, S должен быть способен распознать F на основе нескольких различных свойств, в частности, на основе свойств, выходящих за пределы восприятия. Предпочтительно, чтобы эти свойства были даже существенными, а не случайными для F (1996: 51).

Это предложение объясняет, почему субъект, который может распознать, например, карбюратор только по его форме, не обладает понятием карбюратора. Но апелляция к дискриминации также может гарантировать этот результат. Ведь такой субъект не способен отличить карбюраторы от вещей, по форме напоминающих карбюраторы, или между некарбюраторами и карбюраторами новой конструкции. Более того, это предложение исключает возможность различения перцептивных и более абстрактных понятий, а также наличие более или менее богатых представлений о F. Таким образом, владение повседневными цветовыми понятиями требует владения только одним способом определения, причем чисто перцептивным. Еще менее правдоподобно предполагать, что человек обладает понятием F только в том случае, если он различает F по тем признакам, которые мы считаем существенными для F. Конечно, для субъекта S, способного различать существенные и несущественные свойства, понятие F, которым обладает S, может зависеть от того, какие свойства S считает существенными для того, чтобы быть F. Такая способность явно отсутствует у животных. Однако различение существенных и случайных свойств необходимо только для теоретического понимания понятий,