Книга Жизня. Рассказы о минувших летах - Константин Иванович Комаров

с выводом наших войск из Маньчжурии была связана с необходимостью дать время коммунистическому фронту собрать силы для борьбы с правительственными формированиями Чан Кай Ши.

После отзыва взвода из сторожевого охранения нашу роту стали готовить для проведения карательных акций против так называемых хунхузов. Черт их знает, кто они были на самом деле. Присланные оружейные мастера тщательно осмотрели наше оружие и устранили мелкие неисправности, заметить которые мне и в голову не приходило. Поступило тревожное сообщение: в засаде погиб взвод разведроты дивизии, проводивший поиск. Там как раз и погиб наш товарищ по сержантской школе Вшивков. По следам в направлении г. Боли была послана на автомашинах наша рота. Наш рейд не дал никаких результатов. А был ли он обеспечен настоящей агентурной разведкой? Рота вернулась в расположение с изрядным запасом ханжи и всю ночь блудила в пьяном угаре. Буянства не было, а было безудержное веселье. Сержант Своровский как подрядился на танцы. Вот он в одних кальсонах неподвижно лежит ничком на нарах. Сержант Суровикин вдруг вспоминает о нем, командует: «Боря! Вальсок!» Боря подкидывается пружиной и начинает выделывать па под одобрительные крики и хлопки зрителей. Новая команда: «Боря! Ша!» Боря ныряет на нары и опять лежит ничком недвижимо. Вновь вспоминают и командуют: «Боря! Вальсок! Боря! Ша!» Утром Боря жаловался: «Пятки болят, отшиб». Всю эту катавасию с завистью наблюдала соседняя 4-я рота и утром насмехалась: 6-й роте сегодня как будто чего-то приснилось. Мы возражали. А 4-я рота заснуть не могла.

Очередной задачей нашей роты в Фуцзине стала караульная служба. Одним из объектов охраны был огромный бурт сои на берегу реки. На вершине — фанерная табличка на колышке с надписью: «Принадлежит экспортхлебу СССР». Сомневаюсь, чтобы эту сою успели вывезти. Рота квартировала отдельно в помещении с замкнутым двором. Топили старыми досками, раскалывая их двухпудовой гирей. В тамбуре на морозе у нас лежала свиная туша, и мы по мере потребности срезали с нее стружку и жарили на плите. Свинья была добыта путем незаконной конфискации в отдаленной деревне, и старшина по доносу пострадал своей должностью. Однажды на скорую руку сообразили выпить, и закуска жарится. У всех кружки, а у Джимы нет. И ему попадается хорошая пузатенькая стопка:

— Ну, а мне в эту.

Разливаем, чокаемся. Влетает старший сержант Ячнев:

— Эй! Вашу...! Такую...! Не пейте из этой рюмки!

А мы уже пьем. Выпили.

— А? Чего?

— Мы же дезинфицировались в ней после походов по китаянкам (слова другие).

Утерлись. Ладно. Спирт тоже дезинфицирует, пройдет.

Караульная служба — последний мой подвиг в маньчжурском походе. Исход из Маньчжурии происходил в самом конце марта или начале апреля. Амур переходили по льду сумрачным вечером. Мне нездоровилось, подхватил грипп. Ночлег в этот раз оказался какой-то неустроенный, и я ослаб. Два дня провалялся в палатке медсанбата при терпимой температуре и от того выздоровел. Вскоре мы оказались при железнодорожной станции Биробиджан. Полк бивачным порядком расположился чуть ли не среди путей. Женщины нас жалели: «Ой! В чем они воду-то носят. В касках!» И тут наш полк стали растаскивать по частям — расформирование. Нашими покупателями (армейский жаргон) оказались представители 33-го гвардейского минометного полка. Для них отобрали 70 сержантов с образованием не менее 7 классов. В эту команду попал и я. Полк располагался при станции Среднебелая на половине дороги от станции Куйбышевка Восточная на Трансамурской магистрали (теперь Белогорск) до Благовещенска. На этот раз нас везли в пассажирском вагоне. По условиям нас брали со своим оружием. У всех ППШ. В Архаре наше начальство спохватилось, что мы вооружены до зубов, у нас еще полно патронов и в дисках, и россыпью. Попытались отобрать, но это удалось только по прибытии на место.

С нами беседовали, спрашивали кем, по какой специальности мы, пехотинцы, желали бы служить в артиллерийском полку. Один грузин заявил: «Хочу быть командиром батареи». Меня определили во взвод топографической разведки, отдельное подразделение в полку. Взвод состоял из двух отделений с двумя вроде бы равноправными командирами отделений, один из которых был еще и помкомвзвода. К этому времени я состоял в звании сержанта, полученном в период квартирования полка в Сансине. Меня и назначили исполнять эту должность. Командиром другого отделения стал тоже сержант, вскоре прибывший из расформированной гвардейской минометной бригады. Володя Крупенков был 1927 г.р., последнего года, призывавшегося в войну в возрасте 17 лет. Как городской житель (г. Карабаново Александровского р-на Владимирской обл.) по сравнению со мной, парнем деревенским, он был развязнее в общении и более развит в культурно-бытовом отношении. В характере его была некоторая черта авантюризма и та напористость, что в просторечии называется «брать на арапа или на понт». На этой почве чуть ли не в первый день знакомства у нас произошло небольшое столкновение. Буквально через день или два недоразумение было улажено и мы стали неразлучными друзьями.

Новый полк по сравнению с прежним был много богаче в материальном отношении. Как уже говорилось, он сменил нас в Харбине и простоял там весь срок пребывания наших войск в Маньчжурии. Механизированный полк вывез на своих машинах много разного имущества. Личный состав был снабжен трофейными полушерстяными одеялами, правда, качества невысокого, но много лучше наших изношенных байковых. Из трофейного брезента на весь полк были пошиты палатки в форме домика на сборном деревянном каркасе. Были и японские шатровые со специальной печкой и сборной трубой. В них мы устраивались с комфортом не только в летнем лагере на берегу р. Зеи, но и морозной зимой 1946-1947 гг. на полигоне при проведении учебных стрельб. Тогда же солдаты соседней артиллерийской бригады грелись у костров в открытом поле. В основном трофейными продуктами обеспечивалось питание (котловое довольствие по-армейски). Вместо махорки выдавались японские сигареты. В столовой вместо котелков употреблялись трофейные эмалированные миски, стандартные алюминиевые ложки. Миски заменялись новыми из, казалось, неисчерпаемого запаса в случае отбития и выщербления эмали у старых. Запасено было множество разных красок и натуральных лаков, которыми, не жалеючи, красили полы, нары и все другое, что можно было покрасить. Однажды начальство решило покрасить нары в нестандартную и более благородную, по его мнению, голубую краску. Наши матрасы были расстелены на плацу под открытым небом. Переночевали на плацу, а краска не сохнет. Добавили быстросохнущего