Книга Негры во Флоренции - Ведрана Рудан

Что за страна Америка? Я не буду писать книгу об Америке, она получится неполиткорректной. Амеры живут в жутко хлипких домах. Дома у них хорошо изолированы, поэтому создается впечатление, что живешь в настоящем доме. При этом любой кулак может пробить любую стену в их доме. Амеры в своей массе страшно толстые, ужасающе толстые. Я работал в одной фирме, в которой мы могли покупать дешевые майки с логотипом. Там практически все размеры были XXXXL. В основном они работают в фирмах, которые требуют от них крайней предупредительности по отношению к клиентам. Если клиент, неудовлетворенный тем, как лебезил перед ним раб, уходит к конкурентам, раба увольняют. У тех, кто работает в ресторанах фастфуда, жизнь особенно нудная. Клиенты достают всеми возможными способами, некоторые требуют бигмак с соусом для воппера. Каждый, кто жил в Америке, знает, что это за немыслимая комбинация. Когда ты в одном ресторане отработаешь свое, идешь в другой ресторан и там достаешь другого. Вся Америка кружит в хороводе из раздраженных слуг и раздраженных господ, постоянно меняющихся местами. Особенно мне действовали на нервы их бесчисленные общества, союзы, объединения. Нет таких больных, которые не объединялись бы в свой собственный союз, призванный защищать их находящиеся под угрозой права. Толстые, худые, беззубые, те, у кого избыток зубов, безглазые, одноглазые. Представители всех этих союзов постоянно читают газеты, следят за телепрограммой или смотрят фильмы. А потом вскипают, когда кто-то где-то выставит в смешном свете толстяка, хромающего на левую ногу. О домах нужно сказать еще кое-что. Высота травы в твоем саду говорит о том, кто ты. Если трава вокруг дома высотой в пятнадцать сантиметров, а дощатый дом не покрашен, ты этим подаешь сигнал, что ты в полной жопе. Но если травка не выше пяти сантиметров, а дом свежевыкрашен, значит, ты аккуратно выплачиваешь кредит и, может быть, осуществишь американскую мечту и к пятидесяти годам полностью выплатишь деньги за деревянный барак, который считаешь совершенством. Одна работница фабрики рыбных консервов с восторгом рассказывала в газетах, что в пятьдесят семь лет ей удалось стать полноправной владелицей домика-прицепа, за который не нужно выплачивать кредит! Этот прицеп стоил десять тысяч долларов. Каменный дом — это счастье совсем немногих, и о таких потом говорит весь мир, о таких снимают фильмы. А в фильмах холодильники у американских негров всегда ломятся от продуктов.

Что делал в Америке я, дипломированный психолог и специалист по информатике? На каком-то заводе я сваривал кусочки железа, триста кусочков в час, один кусочек кладешь рядом с другим, запихиваешь в станок, нажимаешь на педаль, девять часов на ногах, 8,5 доллара в час, медицинскую страховку получаешь через три месяца. Когда один кусочек металла приваривается к другому, искры через рукавицы обжигают тебе руки, из громкоговорителей по ушам бьет музыка для white trash, один день рок, назавтра кантри и так далее. Если выдержишь три месяца, медицинская страховка покрывает лечение только тех болезней, которые не связаны с «предыдущим состоянием». А «предыдущее состояние» — это те болезни, с которыми ты пришел работать в эту фирму. Их лечение фирма не оплачивает.

Я уже говорил, что мы жили в Анголе, штат Индиана, там есть место, которое называется Френч-Лик. Я развозил газеты. С двух ночи до восьми утра. Китаянка сидела за рулем, а я засовывал газеты в пластиковый пакет и швырял на газон. Пока у нас машина не сдохла. Еще я работал в «Бургер Квин» с пяти утра. Эх, если бы я умел и мог описать, как я себя чувствовал, когда заходил в холодильную камеру, она была огромной, температура минус пять, я с короткими рукавами. Я вытаскивал оттуда несколько мешков яиц и переселял их в обычный холодильник. Яйца были на «завтрак». Видели бы вы эти яйца! Готовые гамбургеры можно держать в тепле не больше семи минут, если их никто не заказал, их следует выбрасывать. Но так никогда не делают. Если мало народа, то их держат двадцать, а то и тридцать минут, пока не удается кому-нибудь сбыть. Самая большая толкучка с одиннадцати до двенадцати. Там я выдержал три месяца, это было просто drive-thru, 7,70 доллара в час.

Из Анголы, где население около двух тысяч человек, мы переселились в Форт-Уэйн, это довольно большой город, там мы жили в негритянском квартале. Я был единственным белым, и все было о’кей, потому что американские негры считают европейцев тоже неграми. Два месяца я работал в ресторане быстрого питания с мексиканской едой в часы «перед закрытием». С десяти вечера до двух ночи. Ужин я мог брать с собой, домой, но китаянка всегда отказывалась есть еду для белых. «Еду для белых»? Для китаянки, это я вам сказать забыл, «белыми» были все. И самые темные мексиканцы, и самые черные негры. Почему я всегда называю ее китаянкой, а не по имени? Мне невыносимо тяжело раскрывать свой внутренний мир, и мне неохота рыскать в Интернете в поисках какого-нибудь другого китайского женского имени, не такого, как у нее.

Лучше всего было на фабрике пластмассовых коробок. Негры и белые — отбросы общества. В час 8,25 доллара. Там я столкнулся с одним типом, он был с какого-то Берега Слоновой Кости, и он меня спросил, откуда я, короче, предельно затасканный сюжет, и тут же сказал мне, что он поклонник покойного Тито! Работали мы там с семи до пятнадцати, фабрика была огорожена проволокой, как-то я сделал целую кучу этих пластмассовых коробок и стал «рабочим месяца». Фотография «рабочего месяца» весь год на фабрике вывешивается на стене. Жалко, что у меня нет этой фотографии. На ней мы с шефом. Шеф в халате, на кармашке вышиты его имя и фамилия, Том Карбони. Я в белой футболке с короткими рукавами. Том итальянец, итальянского он не знает и никогда не был в Италии. Пять месяцев. Потом я нашел лучшую работу. Социальный работник, 13 долларов в час, 25 000 долларов в год, через шесть месяцев медицинская и социальная страховка, разумеется тоже не покрывающая «предыдущее состояние». Моя работа заключалась в том, чтобы разыскивать в негритянских кварталах малолетних беременных и убеждать их подписать договор с моей фирмой. Я должен был их посещать, возить к врачу, водить их с младенцами в зоопарк, приносить им памперсы, изредка денежный купон и продукты. Фирма, где я работал, была частной, но у нее был договор с государством. Мы выбивались из сил, заклиная негритянок остаться с нами и принимать нашу помощь. Сколько беременных и бездомных наркоманок, столько денег от государства. В основном это были девчонки от тринадцати до восемнадцати лет. Фирма находила этих клиенток через больницы и родильные дома. Как-то одна из них настучала, что от меня пахнет пивом. Я вообще не пью, ничего и никогда, тем не менее мне с трудом удалось удержаться на этой работе. Негритянки в основном жили без телефона, электричества и воды. В это черное гетто, а там убивали по сотне человек в день, я ехал на микроавтобусе фирмы длиной семь метров. Насколько важно, что микроавтобус был длиной семь метров? Своей машины у меня не было, негры смотрели на меня и буквально своим глазам не верили. Однажды я остановился на каком-то перекрестке и спросил у негров насчет адреса моей клиентки. Когда я рассказывал это амерам, они мне сказали: парень, такого быть не может. Я был единственным белым, который, появившись там, решился опустить стекло в машине. Туда не заглядывали даже черные полицейские. Мои клиентки, все до одной, видели во мне свинью — мужского рода и белого цвета. А я должен был завоевать их доверие, потому что от этого зависела моя жизнь. Каждый день натыкаешься на отказы, а нужно сохранить не меньше десяти-пятнадцати клиенток. Они прятались от меня, закрывались на ключ, я приезжал к ним без предупреждения, в самые невероятные часы дня и ночи и заклинал их поставить подпись на опросном листе. Их отказы меня просто убивали. И тут я узнал от своей китаянки, что от белых воняет. Возможно, мир выглядел бы иначе, если бы белые узнали, что думают о них черные и желтые. Не знаю. Что касается меня, то я от избытка знаний сломался. Я позвонил маме, она прислала мне денег, и я вернулся. Маме я сказал, что хочу видеть хорватский закат. Это я позаимствовал у Мимы, она живет во Флориде, раз в неделю она присылала мне сообщение: «Как я хотела бы смотреть на закат солнца в нашем городе». Мама это объяснение проглотила, она проглотила бы и любое другое, Мима и по сей день раз в неделю присылает мне сообщение: «Какой закат в нашем городе?» Тогда я выхожу из своей сраной фирмы и, если в Мимином сообщении учтена разница во времени, смотрю на солнце, если нет, пишу ей: «Старушка, солнце еще не село». Бедняга Мима, вчера выходила на связь, у них тайфуны, волны высотой в миллион метров, она заперлась в подвале и молит Бога, чтобы ее не унесло каким-нибудь харикейном.