Книга Рыжая из Освенцима. Она верила, что сможет выжить, и у нее получилось - Нехама Бирнбаум

Иегуди, держитесь за коляску, пока не дойдете до парка. Хорошо? Пока, дорогие, скоро увидимся, я вас люблю. А, вот еще – это мелочь, можешь купить им по конфетке в магазине по дороге.

Хана протянула мне мелочь, повернулась и пошла наверх. Я покатила коляску, дети держались за нее, и мы чинно пошли по дороге. Но стоило нам свернуть за угол, как Рахель Хава побежала. Дебора по-прежнему плакала, а Иегуди плелся в десяти шагах за нами. Я уже не понимала, как собрать их вместе, и побежала вперед вместе с коляской.

– Шшшш, шшшш, малышка Дебора, – успокаивала младшую.

Девочку укачивало, и она стала засыпать. Сердце у меня отчаянно билось. Рахель Хава добежала до перекрестка и то спрыгивала с тротуара, то запрыгивала на него. Машина проехала совсем рядом с ней и с визгом затормозила. Я судорожно оглянулась назад, на Иегуди, который шагал еле-еле и увлеченно сосал большой палец. Решив, что мальчишку можно оставить на минутку, подбежала к Рахели Хаве и втащила ее на тротуар.

– Хочу прыгать! – заявила она.

– Ты сможешь попрыгать в парке, – задыхаясь, сказала я.

– Хочу прыгать здесь! – завопила Рахель Хава и разбудила только что заснувшую Дебору. Плач начался снова.

– Шшш, Рахель Хава, прыгать на улице нельзя! Это опасно! Хочешь конфетку?

– Да!

– Тогда перестань прыгать!

Она пожала плечами.

Этот раунд я выиграла. Иегуди наконец-то добрался до нас, и мы вместе стояли на тротуаре и ждали, когда машины остановятся. Прохожие явно шагали по своим делам, и дела эти были очень важными, потому что шли они очень быстро. Дебора плакала еще громче. У меня заломило в висках от ее пронзительных воплей. Я вытянула шею и принялась качать коляску. Наконец, между машинами появился просвет, и мы смогли перейти дорогу. Я подхватила Иегуди на одну руку, которой держала коляску, другой рукой вела Рахель Хаву и каким-то невероятным образом толкала вперед коляску. Когда мы добрались до парка, Иегуди и Рахель Хава подрались из-за права покататься на горке. Я их разняла и усадила на качели. Они смотрели друг на друга и хихикали, а я их раскачивала.

Когда мы вернулись домой, я была совершенно без сил. Хана сказала, что уложит Дебору спать, а я ответила, что тоже хочу вздремнуть, рухнула в постель и мгновенно заснула.

Проснулась от грохота, вскочила, умылась и прибежала на кухню. Рахель Хава стояла на столе и собиралась прыгнуть со стола на стул. Затем с ловкостью циркового акробата она забралась обратно на стол. Хана стояла у плиты и посыпала цыплят на противне специями.

– Рози! – обрадовалась Рахель Хава. – Посмотри, как я прыгаю!

– Тебе стоит поступить в цирк, – улыбнулась я.

– Не подсказывай! – засмеялась Хана. – Как спалось?

– Хорошо. Нужно помочь с ужином?

– Сама справлюсь, а ты пока займись детьми, пока хозяйничаю.

– Хорошо.

– Спасибо, Рози, ты просто моя спасительница.

Может быть, для Ханы я и была спасительницей, но сама устала безумно.

Когда мы, наконец, сели ужинать, Хана подала целую груду цыплят и яблочные клецки. Желудок мой наполнился, но в сердце осталась пустота – я страшно скучала по своей семье.

Так потянулись неделя за неделей. Хана твердила, как хорошо я ей помогаю, но в глубине души я ненавидела эти занятия. Однажды я осталась дома с Деборой, а Хана с детьми отправилась покупать им новую обувь. Когда они ушли, принесли почту, и я увидела конверт, надписанный знакомым почерком. Я сложила почту на стол, а сама с замиранием сердца взяла мамино письмо.

Я погладила мягкую бумагу и чуть не заплакала при мысли, что ее касались нежные мамины пальцы. Но возникла проблема. Письмо было адресовано Хане, но написала его моя мама. Я не могла дождаться, когда смогу прочитать и узнать, как там у них дела. Прежде чем совесть успела меня загрызть, я вскрыла конверт. Я увидела уютный мамин почерк, и мне одновременно захотелось прочитать письмо и прижать его к сердцу.

Мама писала:

Дорогая моя Хана.

Спасибо, что ты уже так долго принимаешь у себя Рози. Я рада, что ей хорошо у тебя. Ты настоящая куколка, младшая сестренка. У нас все нормально. Ехезкель очень вырос и хорошо помогает мне по дому. Мы справляемся, хотя, не стану скрывать, приходится нелегко. Как твои дела? Передай Менделю мою благодарность, обними и поцелуй от меня всех детей. Мы очень по тебе скучаем. Я знаю, что тебе нужна помощь. Хотя для Рози настало время возвращаться, но ты можешь оставить ее еще на месяц, если это тебе нужно. Это и мне поможет, хоть мне и не хочется в этом признаваться. Мне трудно прокормить всех детей. Я очень благодарна вам с Менделем, что вы приютили Рози. Напиши, устроит ли это тебя. Если нет, отправь Рози домой на следующей неделе. Мы очень по ней соскучились! Передай, что я люблю ее.

С любовью и преданностью,

Хая Неха.

Еще месяц. Сердце у меня упало. На улице с шумом проносились машины, но я не слышала гудков. В ушах моих журчал ручей, который тек под моим окном в Красне. Я видела, как Ехезкель вбегает в дом после уроков и смешит нас – даже в самый нелегкий день, увидела Лию рядом с собой в постели, увидела маму у очага, как она готовит нам сладкое молоко. Я слышала пение птиц, а не резкие гудки машин. Не хочу оставаться в этом городе ни минуты дольше запланированного, поеду домой!

– Пусть дома мало еды! – сказала я вслух на пустой кухне. – Мне хватит и кусочка хлеба! Домой!

Я быстро разорвала письмо на мелкие кусочки и смяла их, а потом побежала в туалет и спустила воду. С удовольствием смотрела, как клочки бумаги крутятся и исчезают. Никто не заставит меня остаться здесь дольше. Если понадобится, пешком домой пойду.

Когда Хана вернулась и принялась перебирать почту, сердце у меня забилось.

– Я жду письма от твоей мамы, – сказала она. – Может быть, она слишком занята, чтобы писать?

– Почта в Красне работает из рук вон плохо, – пробормотала я, стараясь говорить, словно ничего не произошло.

– Да, помню, – улыбнулась Хана. – Проблемы маленького городка. Все хорошо, ты ее скоро увидишь. В следующий понедельник ты уже будешь дома!

Чувство вины мгновенно испарилось – исчезло вместе с обрывками письма. Я еду домой!

Глава 27

Да придет пред лице Твое стенание узника; могуществом мышцы Твоей сохрани обреченных на смерть.

Псалтирь 78:11