Книга Таинственный ключ и другие мистические истории - Луиза Мэй Олкотт

что мы с вами равны по положению, и вы сами предложили мне помощь. Я принимаю ее. Только заклинаю, не судите меня за то, что я вела себя не так, как подобает женщине. Помните, что я одинока, молода и зависима от ваших искренности и сочувствия!

– Говорите прямо. Не сомневайтесь: я ваш друг.

И Ковентри сел подле мисс Мьюр, позабыв обо всем. Чувства и мысли его сосредоточились на девушке с кротким взором, доверившейся ему полностью. Джин быстро заговорила:

– Вам известно, что Сидней увлекся мною, что я ему отказала и уехала. Но вы не знаете другого, домогательства Сиднея сводят меня с ума, ибо он грозит отнять единственное мое сокровище – мое доброе имя. Вы не знаете, что в отчаянии я пыталась покончить с собой. Да, как ни дико это звучит, а я жаждала лишить себя жизни, ибо что такое моя жизнь? В лучшие времена – бремя, а с тех пор, как Сидней преследует меня – настоящая пытка. Вы потрясены; но я говорю вам правду. Леди Сидней может подтвердить мои слова, а сестры милосердия признаются, что вовсе не лихорадка привела меня в больницу. Теперь же, хотя телесная рана затянулась, сердце мое продолжает изнывать. Оно сгорает от стыда и негодования – чувств, на которые способна только гордая женщина.

Мисс Мьюр умолкла. Ее глаза сверкали, щеки горели румянцем, руки были прижаты к груди. Ковентри молчал, ибо удивление, гнев, недоверие и восхищение столь причудливо перепутались в его голове, что он разучился говорить. Джин нарушила паузу.

– Мой близкий к безумию поступок убедил Сиднея в моей непреодолимой антипатии. Сидней уехал, а я решила, что его буйная страсть будет исцелена разлукой. Однако этого не произошло. Я живу в постоянном страхе, что последует очередная волна домогательств, что поползновения возобновятся с новой силой. Леди Сидней обещала не говорить сыну, где я обрела новое пристанище, но он сам меня нашел и вот – пишет мне. Письмо, которое я просила вас отвезти в Лондон, было ответом; в нем я умоляла Сиднея не нарушать мой покой. Вы это письмо не передали; я тогда даже обрадовалась, сочтя, что молчание вернее погасит надежду. Я ошиблась: в новом письме он еще отчаяннее требует моей любви и утверждает, что не прекратит посягательств, пока я не дам другому мужчине права защищать меня. Я могла бы это сделать; искушение тем сильнее, чем тяжелее мое положение. И все же мне дорога моя свобода, я не желаю выходить замуж – ведь получается, что на брак меня толкает неприятный мне человек. Так что же остается? Как иначе добиться избавления? Будьте моим другом, помогите мне!

Слезы катились по ее щекам, речь прерывалась всхлипами. Повернувшись к Ковентри, Джин Мьюр – живое воплощение отчаяния, страха и мольбы – стиснула свои маленькие руки. Ковентри не находил в себе сил встретить взор этих говорящих глаз; он точно знал, что ответить спокойно и рассудительно не сможет, ибо не участвовал в подобных сценах и не представляет, как играть такую роль. «Это из-за старинного королевского платья и романтического вздора, – думал Ковентри, – это из-за них я сам не свой». Ковентри и в голову не приходило, что опасность таится в сумраке комнаты, в благоуханном тепле июльского вечера, в свежих эмоциях от «романтического вздора» и, главное, в отчаявшейся красавице; что все эти факторы уже властвуют над ним. Всегдашняя невозмутимость изменила молодому человеку; его хватило только на то, чтобы повторить слова, впечатление от которых было наиболее сильным.

– Вы могли это сделать, у вас есть искушение? Вы говорите о моем брате? Это он – тот, кто защитит вас?

– Нет, – поспешно ответила Джин Мьюр.

– Кто же этот человек?

– Не спрашивайте меня. Он добродетелен и благороден; он любит меня и готов посвятить мне свою жизнь. Были времена, когда брак с этим человеком сделал бы мое счастье, но теперь…

Она не договорила – из груди вырвался вздох, голова поникла, и золотистые волосы закрыли ее лицо подобно сияющей вуали.

– Да что же вам мешает теперь? Отличный способ быстро прекратить домогательства раз и навсегда. Разве это невозможно?

Сам того не сознавая, Джеральд подался к мисс Мьюр. Обеими руками он схватил ее маленькую ручку и во время своей речи сжимал ее, вкладывая в этот жест ободрение и сочувствие, которые граничили с нежностью.

Из-под золотистой вуали волос вырвался тяжкий вздох, за ним последовал лаконичный ответ:

– Совершенно невозможно.

– Почему, Джин?

Внезапным жестом она откинула волосы, вырвала руку и заговорила почти гневно:

– Потому что я его не люблю! Зачем вы мучите меня подобными вопросами? Я ведь сказала вам, что запуталась, что не вижу выхода. По-вашему, мне следует обмануть хорошего человека и обрести покой ценой свободы и правды? Или надо бросить вызов Сиднею и до скончания дней дрожать от страха? Если бы Сидней покушался на мою жизнь, я бы не страшилась; но от него исходит угроза тому, чем я дорожу больше, чем жизнью – моему доброму имени. Его способны запятнать случайный взгляд или слово; язвительная усмешка или красноречивое пожимание плечами для меня опаснее удара, ибо я женщина, не имеющая друзей, бедная, уповающая на порядочность человека, который в любую минуту может распустить язык. Ах, почему я не умерла? Смерть избавила бы меня от неминуемой горечи!

Джин вскочила, заломив руки, и заметалась по комнате. Она больше не всхлипывала, однако трагизм, исказивший ее лицо, вызывал больше сочувствия, чем слезы. Ощущая себя втянутым в «романтический вздор» и в то же время находя изысканное наслаждение от отведенной ему роли, Ковентри предался ей со всем пылом, ибо от души хотел утешить бедную девушку, которая столь нуждалась в помощи. Шагнув к ней, он заговорил страстно – не хуже Неда:

– Мисс Мьюр… или нет, я буду называть вас Джин, если от этого вам полегчает. Знайте: я не допущу, чтобы вам причинили вред. Напрасно вы тревожитесь. Я понимаю ваше негодование, тем не менее жизнью клянусь – вы слишком дурно думаете о Сиднее. Его обуревают страсти, это так; но он слишком благороден, чтоб запятнать ваше имя случайным словом и тем более обдуманным действием. Он грозит вам в надежде, что вы к нему смягчитесь. Позвольте мне с ним увидеться или написать ему. Он мой друг, он меня послушает, я уверен.

– Оставьте уверенность! Когда пылает страстью такой человек, как Сидней, когда его страсть не встречает взаимности, ничто не способно обуздать его желания. Обещайте не видеться с ним и не писать ему. Как ни страшусь я