Книга Малиновский. Солдат Отчизны - Анатолий Тимофеевич Марченко

опубликуют Указ Верховного Совета СССР:

«В связи с шестидесятилетием со дня рождения министра обороны СССР Маршала Советского Союза, Героя Советского Союза Малиновского Р.Я. и отмечая его заслуги перед Советским государством и вооружёнными силами СССР, наградить Малиновского Родиона Яковлевича второй медалью «Золотая Звезда», соорудить бронзовый бюст и установить его на родине награждённого».

Малиновский не мог знать и того, что за год до смерти он совершит последнюю поездку в Одессу, как бы прощаясь со своей малой родиной. Вместе с женой Раисой Яковлевной он посетит все памятные с детства места: дома дяди Миши и купца Припускова, Одессу-товарную, Аркадию, гавань и ещё много дорогих для него мест. А на углу улицы Советской Армии и улицы Короленко, к которому он выйдет с женой, будет стоять памятник ему. И когда Раиса Яковлевна предложит поближе посмотреть его бюст, выполненный знаменитым скульптором Вучетичем, то услышит в ответ:

— Иди одна, если хочешь...

23

С 1936 года слово «Испания» было знакомо каждому советскому человеку. Родион Малиновский, раскрывая свежие газеты, прежде всего искал в них новые сообщения об этой стране, воспетой в любимой им «Гренаде».

Однажды он заинтересовался одной из публикаций, которая сообщала о выступлении в Париже писателя Ильи Эренбурга.

Эренбург выступал на собрании интеллигенции, которое проходило в Париже, неподалёку от метро Сен-Лазар, в банкетном зале на втором этаже ресторана. Дотошный репортёр, взявшийся отобразить это событие на страницах газеты, уделил особое внимание подробностям и деталям. Он не преминул сообщить, что Эренбург расположился на эстраде и непрестанно курил трубку, выбивая пепел в стоявшую на круглом столе пепельницу. Далее он восхищался тем, как Эренбург владеет французским. Выступление писателя проходило весной, когда в Испании победил Народный фронт. Эренбург только что вернулся из поездки по этой привлёкшей к себе внимание всего мира стране. Фактически он был, пожалуй, первым советским писателем, побывавшим за Пиринеями ещё пять лет назад, когда там свергли монархию. Многие были уже знакомы с его книгой об Испании, и это обстоятельство, естественно, подогревало интерес к выступлению советского писателя.

Выступая, Эренбург процитировал собственное смелое высказывание из книги: «Испания — страна двадцати миллионов оборванных донкихотов». Смелым его можно было назвать прежде всего потому, что для испанцев, страстно любящих свою родину, оно могло показаться оскорбительным. Поэтому Эренбург подробно объяснил, почему он прибег к такому, мягко говоря, парадоксальному определению.

— В Испании совсем недавно начали проходить антифеодальные и антиклерикальные перемены, — начал Эренбург. — Это стало возможным после ликвидации королевской власти. Процесс идёт чрезвычайно медленно, ибо на пути революционных перемен стоят правые силы. Но народ устал ждать, и это видно на примере андалузских крестьян. В этом смысле Михаил Светлов со своей «Гренадой» оказался пророком. Впрочем, настоящие поэты довольно часто оказываются пророками. Да, Испания, это, в сущности, и есть «гренадская волость», — голос Эренбурга стал взволнованным. — Да — Испания — это, поверьте, вовсе не Франция! В Испании на десять жителей приходится одна сутана или монашеская ряса, а на каждые шесть солдат — генерал, и потому реакция здесь всесильна. Фалангистов пока не так уж много, но их активно подкармливают финансовые и промышленные магнаты. Как германский промышленник фон Тиссен подкармливал Гитлера, когда тот пребывал ещё в политических пелёнках, так в Испании миллиардер Хуан Марч, который перевозит беспошлинный табак на собственных подводных лодках, финансирует противников республиканского строя. В замках грандов, не примирившихся с падением монархии, и в мадридских аристократических салонах готовится заговор. Плетут этот заговор очень искусно. А вся армия — в руках генералов, которые спят и видят возрождение реакции.

— А как же правительство Народного фронта? — послышался голос из заднего ряда. — Почему оно бездействует?

— Правительство прекраснодушно, — ответил Эренбург. — Донкихоты. Оно, видите ли, боится посягнуть на основы демократии. Оно не думает о необходимости единения трудящихся, о их готовности с оружием в руках отстоять свободу. А между тем ядовитое жало фашистской кобры уже нацелено на Испанию. Не только к оливковым рощам Андалузии и виноградникам Кастилии, но, главное, к душам людей уже тянется паучья лапа фашистской свастики. Я беру на себя смелость утверждать, что республика в опасности.

Процитировав это высказывание Эренбурга, корреспондент газеты, однако, добавил, что в кулуарах собрания он не без удовлетворения услышал такой отзыв о выступлении писателя:

— Этот Эренбург — пессимист. И паникёр. Он сгущает краски! Да ещё с этаким большевистским сладострастием. Я неделю назад встречался с Полем Вайяном-Кутюрье и слышал от него совсем иные прогнозы. Поль пребывал в прекраснейшем расположении духа. А он, как-никак, — один из руководителей Коммунистической партии Франции!

Этими словами публикация и заканчивалась.

Настроение, схожее с настроением корреспондента этой французской газеты, появилось и у Малиновского. Он слышал о том, что Эренбург — человек беспартийный, почти безвыездно живёт во Франции и не устаёт восхвалять любезный его сердцу Париж. А значит, и оценки испанских событий, которые он даёт, не могут не быть субъективными.

Однако прошло совсем немного времени, и Малиновский прочёл в «Правде» тревожные сообщения из Испании: одно за другим были совершены покушения на политических деятелей левого толка, устроены террористические акты. Газета сообщала и о схватках между левыми и правыми. Явственно чувствовалось, что обстановка в стране накаляется с каждым днём. Выходит, Эренбург был прав?

Когда грянул гром и в Испании разразилась гражданская война, Малиновский уже не сомневался: Эренбург бил тревогу не случайно. Но он не мог и предположить, что вскоре сам окажется в Испании. А придёт время, и к нему, теперь уже командующему 2-м Украинским фронтом, в качестве корреспондента «Красной звезды» приедет этот самый Илья Эренбург и в ответ на восклицание Родиона Яковлевича: «Как быстро проходит время! Кажется, ещё совсем недавно мы были с вами в Испании!» — философски заметит:

— Время не проходит. Время стоит. Проходим мы.

И тут же пояснит:

— Так утверждает Талмуд.

— А знаете, Илья Григорьевич, — Малиновского вдруг потянуло к задушевной беседе, — я ведь храню вырезки из «Красной звезды» с вашими публикациями. В самые жестокие и трагические дни войны вы согревали наши души, — слова были из области высокого стиля, но Родион Яковлевич произнёс их настолько тепло и искренне, что патетика улетучилась. — Спасибо вам за это.

— Спасибо солдатам, спасибо офицерам, спасибо полководцам России, — будто все они могли слышать его, тихо проговорил Эренбург. — Сейчас говорить о тех днях и ночах легко, а тогда меня,