Книга История Натаниэля Хаймана - Арм Коста

показала мне свои пальцы, и мне стало не по себе: они, действительно, были изрезаны нитками до крови. Я молчал, опустив глаза в пол, как наказанный пёс. А разъярённая Мойра продолжала строго отчитывать меня:

— Нить вашей жизни попала в мои руки, пока не знаю, как это получилось. Мой дорогой, чтобы хорошо прожить свою судьбу, вы должны оставить эту девку! Потому что… в общем… Иначе нить закончится сразу после свадьбы с этой… — Мойра небрежно кивнула в сторону спящей Лили. — И я ничего не смогу с этим поделать.

— Увы, мадам Шахор, я вам не верю, — ядовито огрызнулся я с презрительной усмешкой. — Вы, кажется, не имеете права изменять судьбы, разве нет? Вы же их только прядёте?

Вот же ядовитая ящерица, решила разлучить меня с моей Лили! Я вдруг почувствовал головокружение и резкую боль в затылке. Мойра повернулась ко мне спиной и, выпрямившись, гневно бросила:

— Вы слишком вызывающе разговариваете со мной, мсье Рууд. Во всяком случае, мне ваш тон неприятен. Поймите, я вас предупредила, совершив наказуемое дело…

На этой фразе Мойра запнулась, словно сказала лишнее. Сердито фыркнула и ушла, стуча шпильками. В прихожей звук её шагов мгновенно оборвался. Видимо, госпожа Шахор снова растворилась в воздухе. Бернард перестал улыбаться, постоял несколько секунд с растерянным лицом, а затем последовал примеру своей госпожи — бесшумно исчез.

Лили пробормотала что-то во сне, перевернулась на бок и снова стихла. Я отправился в кухню, поставил на огонь кофейную турку. Вынул из холодильника хлеб и сыр. Не знаю, сколько времени я просидел за чашкой кофе, глядя в бледно-голубое небо за окном.

Меня привёл в себя взгляд Лили. Она стояла напротив меня — весёлая, лохматая, полная оптимизма и нежности. На ней была моя рубашка, застёгнутая всего на две пуговки. Я не смог удержаться, чтобы не сказать ей какую-то сладкую пошлость.

— В постель! — скомандовала Лили, глядя на меня жадно сверкающими глазами.

Я поплёлся за ней.

Лили безумно нравилась мне, я думал о ней постоянно, даже на работе, даже когда сжимал руль автомобиля или сидел в баре с Сержем. Лили была пленительно красива: гладкая кожа, большие глаза, чуткие губы — такие нежные, всегда манящие к поцелуям, как магнит. При одной мысли о ней меня охватывала сладкая дрожь.

И эта кошмарная фурия Мойра заставляет меня отворачиваться от Лили, гасить в себе пылкую страсть к любимой женщине! Чем больше я думал о словах гречанки, тем страшнее становилось. В постели с Лили, конечно, нам было не до бесед. Парой фраз мы всё же перебросились: возлюбленная попросила меня уделить ей немного времени и дать совет, поскольку недавно она накупила тканей, я должен помочь ей выбрать, какой наряд сшить.

— И кстати, — добавила Лили, — тут такое дело. На этой неделе я буду занята, милый, моя начальница сбросила мне на голову кучу работы! Чувствую, она испоганит нам всю неделю. Невообразимая женщина!

— Это верно, — согласился я. — Я тут подумал, Лили, а не пожениться ли нам? Конечно, если ты согласна.

— Доминик, чёрта с два, да ты сумасшедший! — изумлённо вскрикнула Лили.

— Да, сумасшедший, полностью свихнувшийся тип, который хочет жениться на самой чудесной женщине!

Мои слова доставили Лили неописуемое удовольствие. Она завизжала, захлопала в ладоши, потом сорвалась с кровати и закружилась по комнате в восторженном танце. Рубашка свалилась с её плеча, Лили сбросила её и замахала над головой. Мою душу затопило счастьем при виде её искренней радости.

— Подожди с танцами, дорогая! Я ещё не довёл церемонию до конца!

С этими словами я поднял с пола свой пиджак, сброшенный ночью в порыве страсти и основательно измятый. В кармане лежало то, что искал поздним вечером по ювелирным лавкам. Опустившись на одно колено, я протянул Лили бархатную чёрную коробочку.

— Ты выйдешь за меня, моя райская лилия?

Я относился к любимой с огромной нежностью, потому и кольцо для неё выбрал самое прелестное, самое изящное, из белого золота с брильянтом-капелькой. Лили приняла его с детской радостью. После того как я надел кольцо на её тонкий пальчик, моя возлюбленная села на кровать и расслабленно откинулась на подушку. Она не спешила сказать мне заветное «да», а я и не настаивал, хотя, признаюсь, это показалось мне странным.

На самом деле мой поступок был неумным. Он мог вызвать жестокую обиду и негодование Мойры Шахор, которая, судя по всему, твёрдо решила изменить мою жизнь. Чёрт возьми, кто дал ей это право?

Вопреки приятному стрессу, связанному с предложением руки и сердца, мы с Лили спокойно спали, ели, принимали ванну, занимались любовью, мешая спать соседям. Жизнь протекала по обычному руслу, словно в ней ничего не изменилось.

В четверг вечером неожиданно зазвонил телефон. Голос Сержа звучал весело и бодро. Он бесцеремонно заявил:

— Дружище, салют! Звоню тебе сказать, что не нахожу себе места — так жду твоего визита! Наконец-то в моём доме будут особенные гости! Твой друг не отверг моего приглашения? Он будет?

— Мой друг?

— Ну не любовник же он тебе! — рассмеялся Серж. — Я спрашиваю о Натане Хейме, товарище твоём дорогом. Забыл такого?

— Ах, да, конечно, господин Хейм обещал прийти, — с улыбкой ответил я, — не тревожься, уговор в силе.

«Кто умеет внушить, что он не очень хитёр, тот уже далеко не прост» (Жан де Лабрюйер).

В полдень, когда я находился в редакции, Серж позвонил снова. Фабьен Сорье, побуждаемый своим низменным любопытством, незаметно подкрался к двери моего кабинета — именно в тот час, когда я записывал указания друга, как добраться до его дома.

Одной рукой я накидывал на плечо пальто, другой — держал трубку. После разговора с Сержем я позвонил по номеру, указанному на визитной карточке Хейма, и на звонок ответил уже знакомый мне пожилой дворецкий. Записав адрес Сержа Тарда, Бальтасар пообещал немедленно передать моё сообщение своему хозяину.

Я обернулся и увидел в дверях Фабьена Сорье. С его лицом словно поработал художник-импрессионист: лоб и нос были бледными, как мел, щёки багровыми, под глазами легли зелёные тени. Как славно было, что этот отморозок на какое-то время оставил меня в покое, но теперь, видимо, решил испортить остаток рабочего дня.

— Прошу меня простить, Доминик, — бесцеремонно спросил главред, — ты сильно занят?

Я почуял, что моему мозгу грозит опасность быть отравленным мерзкой болтовнёй Сорье. А тот стоял боком в дверном проёме, засунув руки в карманы — ну, просто образец культуры.

Я ответил:

— Нет, мсье Сорье, не занят, время для вас всегда найдётся!

Эти слова навлекли на меня проклятие — шеф немедленно завёл свой подлый монолог.