Книга Тихие сказки - Зинаида Александровна Миркина

Снежной Королевы

— Это же Зеркало, Том. Зеркало… Зеркало… Никому не дано входить в зеркала. Зеркала для того, чтобы видеть. Вот ты и увидел, что Она есть. Не пропала, не сгинула. Она есть. Ты видел то, что есть. Ты уже столько знаешь… если знаешь, что она есть.

— Да, но… где она?

— На этот вопрос Зеркало не отвечает. На вопросы "где" и "как", "куда" и "почему" Волшебное Зеркало не отвечает. Она есть. Вот и все. Этого достаточно для того, чтобы идти и искать Ее. Иди. Только не забывай ее образ, увиденный в Зеркале. Не спутай ее ни с кем другим.

— Спутать Ее? Нет, Королева, я, может быть, многое способен натворить, но вот спутать Ее с кем-нибудь другим я, кажется, не способен. Вот в этом-то одном я уверен.

— Ну, что ж, может быть. Тебе предстоит трудный путь. Сейчас ты увидишь, как в сумерках замелькают огоньки, и пойдешь на эти огоньки. Постепенно их окажется много. Перед тобой откроется Страна Снов, Мечтаний и Надежд. И каждый огонек будет превращаться в сиреневое сияние и почти каждый девичий голос начнет звучать флейтой. И среди всех них ты должен найти Ее. Найти или не найти — но главное: не принять за Нее другую. Если примешь — попадешь в Страну Морока. А уж из этой страны почти никто, почти никогда выбраться не мог.

— А если не приму?

— А если не примешь и не найдешь Ее в Стране Снов, Мечтаний и Надежд, то… тебе придется пойти в Страну Безысходности. Пойти и пройти ее насквозь.

— Пройти насквозь Страну Безысходности?!

— Да, Том. Путь и выход лежит через Страну Безысходности. Иди, Том. Сил тебе, Том!

И вот, едва отзвучал голос Снежной Королевы, как в сизом сумраке начали появляться огоньки. Один, другой, третий, десятый… И на душе стало понемногу легче и спокойнее. Каким ледяным холодом, каким мраком повеяло от слов — "Страна Безысходности"! Почему это он должен непременно попасть в такую страну? Когда есть еще столько надежд! Можно мечтать и видеть сны… И надеяться… надеяться…

— То — ом! Том!

— Да!

— Это я. Том!

— Ах, девочка, ты шутишь, глупенькая! Пошути с кем-нибудь другим. Неужели я приму когда-нибудь тебя за Нее?.. Твое сиреневое платье и не сияет вовсе, и голос твой совсем не флейта, а детская дудочка.

— Том, Том… Иди сюда, ты ведь устал, ты ведь измучился. А у меня так тепло, светло и тихо. Ну, хоть отдохни у меня немного.

Боже мой, Боже мой, он действительно устал… и ведь он слышит флейту, флейту.

Он входит в дом. На столе горит лампа под сиреневым абажуром. А в углу комнаты проигрыватель, и на нем пластинка с голосом флейты.

И тогда он садится на диван, закрывает лицо руками и плачет.

— Ты зачем, зачем это сделала? — говорит он хозяйке дома. — Неужели ты вообразила, что я могу спутать Ее с тобой?

Ах, сколько было еще подделок, этих сиреневых абажуров, этих заемных сияний и чужих голосов! Ему показалось, что он в каком-то колдовском лесу, среди оборотней. Как он устал от их огней, от их обманов. "Не хочу надеяться, не хочу мечтать, не хочу спать! Не хочу этих огней. Пусть не будет того, чего нет!"

Только он это сказал, как исчез последний дрожащий огонек и полная, глухая и слепая тьма сомкнулась над ним.

Так вот, что такое Страна Безысходности… Не удалось ее миновать!..

Он сел на какой-то пень и застыл. Сколько прошло времени, он не знал. Казалось, время остановилось. Идти было некуда, надеяться не на что. Ее не было нигде. Но ведь Она ЕСТЬ! Он Ее видел в волшебном зеркале. И сердце его не могло забыть этого.

— Есть, но где?

— Нигде, но есть.

Вокруг него была полная тьма. Но внутри него мерцал свет из волшебного зеркала. Этот свет не был мороком. О, нет! Пусть весь мир уверял бы его в противоположном, но он-то знает!.. Тут не глаза, не уши, не ум — тут вся душа его жила и знала.

И вдруг он увидел, уже глазами увидел во тьме узенькую светящуюся щелочку. Там был огонь. И это был не морок. Огонь был настоящий — живой и теплый. Не сиреневый, а оранжевый, даже оранжево-красный, обыкновенный огонь костра, горевшего в темном лесу. Кажется, он горел здесь всегда, так спокойно сидели вокруг него маленькие человеческие фигурки, и только время от времени молча подбрасывали поленья в огонь. Тому показалось, что они сидели здесь для того, чтобы такие, как он, не затерялись во тьме. Впрочем, они не обратили на подошедшего Тома никакого внимания, как не обратили бы внимания на упавшую шишку или задрожавшую от ветра ветку. Точно у них была одна задача: не растерять тишину внутри себя. И они ее не теряли. "Это — хранители тишины", — догадался Том, и в сердце его стало пробираться тепло костра.

И по мере того, как росло тепло в сердце, росла тишина. И в тишине стали слышны звезды. Да, эти не замеченные им, не заметные прежде звезды точно разговаривали с костром, и Тому подумалось вдруг, что этот костер — одна из таких же звезд, и если бы он смотрел издали, то был бы уверен, что это — звезда. До костра ясно донесся звездный звон. И вот первый гном ответил:

Когда весь мир внутрь сердца умещен,

Смолкает разногласие земное.

Бог суетою нашей оглушен,

А Дьявол — этой полной тишиною.

Он задохнулся. Он вот здесь, сейчас

Исчез. Черта. За ней — исчезновенье.

И значит ты на самом деле спас

Всех тех, кто ждет и молит о спасенье.

И вот, почти ослепнувши от слез,

Всем сердцем входишь в тишину такую,

В которой хор вознесшихся берез

Беззвучно возглашает: "Аллилуйя!"

Том ясно услышал это "Аллилуйя", возглашенное деревьями. Потом все снова стало тихо, и еще раз донесся звон со звезды, и еще один гном сказал в ответ:

Нас тянут каменные гири.

Мы связаны. Таков закон.

Но в этом тяжком смертном мире

Есть чистый колокольный звон.

И тот, кто смог его расслышать,

Идет к нему сквозь