Книга Остров Пантеры - Сандра Мартон

Она вспомнила Рорка: его холодный взгляд, плотно сжатые губы. К горлу подступили рыдания. Она скрыла от него правду о себе, потому что боялась потерять его любовь, и вот теперь, несмотря на все ее усилия, все равно потеряла. Она никогда не сможет забыть то, как он смотрел на нее: сначала с болью, а потом с ненавистью в горящих глазах.

Рорк. Она вздохнула. Ох, Рорк, как я люблю тебя. Если бы только можно было изменить прошлое.

— Мисс? С вами все в порядке? Виктория подняла глаза. Стюардесса стояла в узком проходе, склонившись к ней с искренним участием.

— Да, — ответила она. — Все хорошо.

— Вы уверены? Если чувствуете слабость или что-то…

— Нет-нет. Со мной все в порядке.

Девушка заколебалась.

— Ну, если вам что-то понадобится…

— Я дам вам знать. Благодарю вас.

Виктория мельком взглянула на соседку, а стюардесса пошла дальше. Женщина настороженно наблюдала за ней, и Виктория постаралась успокаивающе улыбнуться ей. Но это, кажется, не сработало — та быстро открыла журнал и уткнулась в него носом.

Откинувшись в кресле, Виктория крепко сцепила руки на коленях. Все в порядке, говорила она себе, держись, все нормально. У тебя впереди еще долгий путь, потом долгая поездка на автобусе в Бродвелл, и, если ты не хочешь развалиться на куски, думай о чем-нибудь другом. Только не о Рорке. Не о нем. Если ты подумаешь о нем, ты пропала.

Доктор Рональд. Да, вот о ком нужно подумать. Имени этого негодяя было достаточно, чтобы сердце ее болезненно сжалось, но это была совсем не та боль, которую она ощущала в душе. Она мысленно проговаривала все, что скажет ему, все вопросы, которые собиралась задать, и поняла, что никогда не простит себе, не успокоится, если не встретится с ним. Это будет нелегко, ведь он ушел на пенсию и переехал куда-то вскоре после смерти ее матери. Но она найдет его. Она найдет его и выместит на нем свой гнев, свою боль. Он сделал с ней то, что не имел права делать, и это не сойдет ему с рук.

Аэропорт в Чикаго был заполнен толпами туристов, возвращающихся после зимних отпусков. Виктория слышала обрывки оживленных разговоров, когда шла к месту выдачи багажа.

— …прекрасно отдохнули.

— …никогда не видел таких великолепных пляжей.

— …чудесное местечко! И люди, и отель…

Ее попутчики на ходу делились впечатлениями от своего отпуска, проведенного на солнечных пляжах. Губы Виктории задрожали. Они вспоминали прошедшие дни, а ей хотелось забыть о них. Лучше не вспоминать о том, что произошло, иначе та жизнь, что ждет ее впереди, покажется уж слишком пустой и безрадостной.

А с другой стороны, как же не помнить? Она никогда не была так счастлива, как те несколько дней, и вот в один миг все потеряла. Ей никогда больше не держать Сьюзи на руках, не увидеть, как она растет, никогда не услышать больше ее смеха.

А Рорк? Как могла она не думать о Рорке? Его образ навсегда запечатлен в ее душе и сердце; она могла слышать его голос, видеть его лицо, чувствовать прикосновение его рук. Он стал частью ее.

И вот теперь он ненавидит ее. Ненавидит! Боже милостивый, неважно, что она сделала, она заслужила это! Было страшным мучением сознавать, что все кончено и она никогда больше не увидит его, но думать о том, что он поверил омерзительной лжи Александры, было еще мучительнее.

Рыдание сорвалось с ее губ. Парочка, стоящая поблизости в ожидании своего багажа, с недоумением взглянула на нее, потом друг на друга. Виктория повернулась и быстро прошла в другой конец транспортера, а когда показался ее единственный потрепанный чемодан (все вещи, купленные Рорком, она оставила на острове), она схватила его и поспешила к выходу.

Ее шатало от переутомления, когда уже в сумерках автобус остановился перед темным зданием почты в Бродвелле. Маленький городок, закутанный в снежную тишину поздней зимы, показался ей чужим после тепла и сияния острова Пантеры. Но это был все-таки ее дом, и никогда он не выглядел таким желанным, как сейчас. С чемоданом в руке, пряча лицо от колючего зимнего ветра, она с трудом побрела по пустым и замерзшим улицам к своему дому.

В ее крохотной квартирке было тесно и душно. Как хорошо, что она не успела продать ее, подумала Виктория, втаскивая свой чемодан в спальню и бросая на стул. А ведь Рорк убеждал ее сделать это, когда она согласилась остаться на острове в качестве воспитательницы Сюзанны, даже предлагал свою помощь, хотел сам уладить все формальности.

Но что-то удержало ее от того, чтобы порвать все связи с Чикаго, и теперь, когда включила на кухне свет и налила в чайник воду, она поняла, что поступила правильно. Она настолько была измотана той изнуряющей, не столько физической, сколько эмоциональной, усталостью, что, доведись ей сейчас принимать какое-нибудь решение, пусть даже самое элементарное — где провести ночь, например, — оно показалось бы ей непосильным.

Она разделась и легла в постель. Все, что ей сейчас нужно, — это успокоиться и уснуть, забыть обо всем на свете хотя бы на несколько часов. А потом… потом…

Темнота окутала сознание и поглотила ее.

Она потеряла чувство реальности. Даже та единственная вещь, которая казалась для нее самой важной — найти доктора Рональда, — отступила перед ненасытной потребностью спать. Время шло; Викто-. рия ощущала это по тому, что иногда просыпалась, когда в окна бил солнечный свет, а иногда за окнами было темно, но, какое сегодня число или день недели, сказать не могла. Она ела, когда была голодна, доставая консервные банки из кухонного шкафа. Не читая этикеток, поглощала то суп, то тунца, то фасоль — все равно, что попадалось под руку, лишь бы только что-то съесть.

Единственное, что имело сейчас для нее значение, — это сон. Сон уносил ее от ужасной действительности, сон унимал ее боль. Ей снились временами чудесные сны: о Рорке, о тех днях, которые она провела с ним.

Но как-то в один прекрасный день, поворачиваясь от раковины, чтобы поставить чайник на плиту, Виктория взглянула в окно. Прошлой весной она, поддавшись капризу, купила горшок фиалок и высадила их в ящик для цветов за окном.

«Какие они красивые, — сказала она торговцу цветами. — Надеюсь, они приживутся у меня».

«Обязательно приживутся, — с уверенностью сказал тот. — Они очень выносливые и стойкие. Только не ждите, что они зацветут снова. Они будут цвести только этим летом, а потом увянут».

Она поставила чайник на плиту и открыла окно. Пришла весна, и запах пробивающейся зелени носился в воздухе. Но самым удивительным, что бросилось Виктории в глаза, были раскрывшиеся листочки в цветочном ящике. Никто не сказал фиалкам, что они никогда не увидят второе лето, и вот нежные зеленые ростки пробились сквозь грунт, возвещая скорое появление бархатистых цветков.

Виктория осторожно коснулась пальцами нежных листков, потом медленно повернулась и оглядела кухню. Словно в первый раз увидела она тарелки, сваленные в раковине в кучу, пустые консервные банки, заполнившие мусорное ведро. Она медленно обошла квартиру. Все заросло пылью, воздух затхлый. Виктория подошла к зеркалу и остановилась как вкопанная.