Книга Соло для капитана с оркестром - Варвара Мадоши
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Несколько секунд за дверью молчали, потом капитан спросил:
— ..Ладно, что вы хотите за то, чтобы снять блокировку с двери?
— Верните нас на Жасмин — и мы ничего никому не расскажем! — тут же заявила Белка. Видно, успела об этом подумать. — Вовсе не нужно нас убивать, чтобы мы молчали!
Еще несколько секунд паузы, потом капитан ответил мирно и доброжелательно:
— Хорошо, договорились.
— Бэла, а что мешает им сказать, что вернут, а самим не вернуть? — спросил Володька.
— А что делать?! Мы на их корабле в открытом эфире!
— Нужно блефовать еще сильнее, — твердо ответил Володька. Руки у него дрожали, и он знал, что это не от влияния магии кристаллов, а от страха. Но также знал, что сейчас нельзя сдаваться ни в коем случае — решается их судьба. Он чувствовал, что капитан этого корабля ни за что не поверит в молчание своих пленников. Да и нет у него причины доверять. Даже если эти пленники на самом деле ничего не знают и ничего не понимают. В принципе, у них же в экипаже есть вампир, Володька мог бы предложить прочитать их мысли… и тоже нет. Мысли читаются только те, что на поверхности, а намерения — вообще штука непрочная, могут меняться десять раз за минуту.
— И как ты собрался сильнее блефовать? — спросила Белка. На удивление без скепсиса, хоть и напряженно.
У Володьки и у самого было только очень смутное представление, как.
— К счастью, мы рядом с отсеком кристаллов, — пробормотал он. — Если учесть в расчетах, что это центр всего корабля…
— Даю вам слово чести, что не причиню вам вреда, — произнес капитан за дверью.
Володька мысленно усмехнулся. Слово чести! Как будто можно верить этому слову у незнакомого человека?
Володька вон даже Белке не поверил бы… раньше. Теперь, когда она вписалась за него и рискнула шеей при практически гарантированной гибели, конечно, было ясно, что ей можно верить как себе. И это, честно говоря, пугало больше всего — Володька никому не доверял так с тех пор, как умерла Ульяна. Если бы они с Белкой хоть интересовали друг друга в романтическом плане, было бы понятнее! Но Володьке всегда нравились женщины постарше (хотя блин, фигурка у Бэлы, конечно, супер, но похоть — она похоть и есть, ничего кроме), а насчет Бэлы у него сложилось впечатление, что она то ли до романтики не дозрела (ей же еще и двадцати нет), то ли ей не до того из-за какой-то психологической травмы в прошлом.
В общем, они с ней друг другу никто, просто товарищи по экипажу. Точнее, были никем. Теперь-то, конечно, если выживут...
Пока все это проносилось в голове со скоростью эфирного поезда, он быстро писал на стенах рунные заклятья. Так, теперь осталось одну большую объединяющую пентаграмму — и все!
— Допустим, я вам верю, — крикнул Володька. — Но учтите — если что не так, я весь корабль разнесу!
— Интересная угроза, — вежливо прокомментировали из-за стены.
— Не верите — смотрите сами!
Володька положил руку на ближайший к нему символ — руну Хагалаз. Тут же вся надпись засветилась ровным голубым светом, деревянный корпус корабля содрогнулся — и начал мелко вибрировать.
— Молодец! — прошептала Белка. — Я знала, что на тебя можно положиться!
Володька хотел было сказать, что ничего особенного, но внезапно ощутил — что-то пошло не так. Свечение продолжало нарастать, дрожь стен усиливалась. Раздался низкий воющий стон, и Володька как-то сразу осознал, что это стон корабельного духа, хотя у него и не было опыта в общении с этими существами. Из-за двери донеслись приглушенные вопли ужаса.
— Володька! Ты что наделал?!
А в самом деле, что?! Глаза Володьки испуганно забегали по длинной рунической надписи… неужели криво нарисовал, нет, не может быть, рука у него набитая, ему никакая магия не давалась так, как как руническая и графическая…
Черт! Как он не сообразил — синергетический эффект при сочетании двух разных традиций! Не нужно было брать скандинавские руны и Каббалу вместе!
— Извини! Не сделал поправку на мультикультурализм!
— Что?! — ахнула Белка. — И что теперь будет?
Володька с ужасом понял, что.
— Корабль развалится, если не погасить реакцию!
— Как ее погасить?!
— Не знаю!
— Придумай что-нибудь!
— Если бы можно было открыть дверь в отсек кристаллов…
Ни говоря ни слова, Белка развернулась к внутренней двери — куда более хлипкой, чем наружная, не дуб, а что-то вроде орешника, но все же — и ударом ноги сбила ее с петель.
«Точно, — вспомнил Володька, — оборотни физически сильнее! Особенно в состоянии стресса!»
Поток излучения от кристаллов обрушился на них, едва не сбивая с ног. Но ничего, несколько минут можно выдержать… можно… можно, я сказал!
Взгляд Володьки упал на стоящий у входа сундук — судя по обшарпанному виду, для какого-то инвентаря. Но хрен с ним, что обшарпанный, главное, большой!
Володька распахнул крышку и начал выкидывать оттуда какую-то рухлядь, швабры, щетки...
— Отломи кристалл поменьше! — крикнул он Белке.
К счастью, она пока еще не сложилась под потоком этой магии, держалась лучше, чем он думал. Только побледнела до зелени.
— Что?! Голыми руками?!
— Я же сказал — поменьше! И кристалл жизнеобеспечения, не двигательный!
Во-первых, кристалл жизнеобеспечения можно зачаровать для движения, но наоборот не получится. Во-вторых, если Белка схватится за двигательный, от нее мокрого места не останется.
К его удивлению, Белка справилась почти моментально. Краем глаза Володька видел, что кристалл и так болтался в креплении, почти выпал к ней в руку. Она показала ему ладонь — прозрачный многогранник сиял на ней мирным розовым светом.
— Теперь что?!
— Теперь в сундук!
Он уже закончил рисовать на крышке малую корабельную печать, но времени проверить ее не было — корабль уже просто ходил ходуном, стоны становились все громче. Оставалось только довериться своей руке и памяти.
Крышка хлопнула над ними с оглушительным стуком. Нет — не крышка. Стук продолжился, перерос в ужасающий грохот, треск, вой и свист — а потом все затихло. Володька и Бэла остались в темноте, освещенной слабым розовым светом.
Все же Жасмин невероятно красив. Среди ночи то полушарие, с которого стартовал «Блик», не представляло собой ничего особенного — так, бледное пятно огней в Блуминг-Сити и чернильная тьма остальной планеты, так как мелкие поселений вблизи портового города были слишком малы, чтобы их свет замечался с орбиты невооруженным глазом. Но когда планета осталась за кормой, окончательно превратившись из купола в шар, стала видна ее дневная сторона — по-прежнему блестящая искристым изумрудом.
