Книга Как мы умираем. Ответ на загадку смерти, который должен знать каждый живущий - Кэтрин Мэнникс

А потом я спрашиваю о джинсах. Интересно, если она начнет носить что-нибудь более свободное, ослабит ли это давление на нервы таза? Где-то в глубине Ронни прорывается плотина. Она смотрит прямо на меня, пытаясь смахнуть ресницами слезы, переполняющие ее глаза, и делает глубокий неровный вдох. Ее рот открывается, чтобы ответить, но вместо этого из него вырывается глухое воющее рыдание, сотрясающее все тело. Затем она судорожно всхлипывает, скручивает руки и качается на стуле. Сидя так близко, что наши колени почти касаются друг друга, я молча протягиваю ей платок за платком. Проходит целая вечность, прежде чем приступ прекращается. Она сморкается и смотрит на меня, бормоча: «Извините...».

— Вы можете рассказать о том, что только что произошло? — мягко спрашиваю я.

Я знаю, что мысли, которые беспокоят нас больше всего, самые глубокие и мрачные страхи, как правило, подавляются и вытесняются, чтобы позволить нам жить повседневной жизнью. Только выходя на поверхность, они вызывают эмоциональную реакцию. Теперь Ронни сможет лучше распознать эти ужасные мысли, пока ее переживания все еще ощутимы. Но это сложный вопрос, и она может не захотеть вытаскивать все наружу.

— Я не знаю, — ее первая реакция, за которой следует: — Я всегда думала, что если начну плакать из-за всего этого, уже никогда не остановлюсь.

Она всхлипывает и смотрит на мокрые носовые платки в руке. Снова плачет, но теперь уже спокойнее. Затем решительно поднимает подбородок и говорит:

— Это я. Так я выгляжу. Если не смогу выглядеть так, — взглядом показывает на джинсы, ее голос дрожит, но она заканчивает, — тогда больше не буду собой.

Это глубокая мысль, но опыт подсказывает, что, возможно, это не вся проблема. Я спрашиваю, что значит не быть собой. Это сложный вопрос, и она нахмурилась, задумавшись.

— Я чувствую, что могу просто исчезнуть, если перестану пытаться. Я могла бы просто забросить дом, носить спортивные штаны и больше не беспокоиться. Если я позволю чему-то одному измениться, потеряю контроль надо всем.

Она проглатывает ком в горле и глубоко вдыхает, но теперь настолько погружена в мысли, что ее больше не переполняют эмоции. Это важный инструмент в действии: если сможете выслушать глубочайшие страдания пациента и не попытаетесь их остановить, у него появится возможность исследовать свои самые печальные мысли, обдумать их и даже найти более полезные способы борьбы с ними.

— Потеря контроля звучит как нечто ужасное, — соглашаюсь я. — Что именно это значит для вас?

Теперь она спокойна и сосредоточена. После вдумчивой паузы шепотом говорит:

— Умирать.

— Ронни, можете ли вы сказать, что возникает перед вами при мысли о смерти? — спрашиваю я, передавая ей новый платок в знак солидарности. Взяв салфетку, она фиксирует на мне обеспокоенный взгляд и говорит:

— Никто не сможет рассказать моей дочери о месячных...

Приближение смерти близкого человека вызывает абсолютно разные эмоции у разных людей, и привыкнуть к ним невозможно.

Прежде чем разразиться слезами, которые капают на ее колени, она сидит неподвижно, как статуя. Плачущая Мадонна.

— Я их бросаю, — шепчет она, словно едва выдерживая произнесенные вслух слова.

Мы сидим в тишине. Я никогда не привыкну к разнообразию личных переживаний, которые может вызвать приближение смерти. Дети Ронни немного старше моих. Я знаю, что боль, которую чувствую, отчасти моя, проецирую на себя ее положение и представляю потерю этой драгоценной роли матери.

Я ожидала обычной однократной консультации по вопросу облегчения боли. Это могло быть так, не спроси я о джинсах. Но теперь я понимаю, что страдания Ронни на самом деле не связаны с физической болью. Она одинокая женщина, хватающаяся за нити существования, которое ускользает от нее по мере развития болезни. У нее есть задача, и ее исполнение позволит ее детям лучше подготовиться к жизни без матери. Она видит себя хранителем их счастья, и так и есть. Подготовка к ее уходу станет ее последним актом любви к ним.

— Сколько времени вы проводите с этими ужасно грустными мыслями? — спрашиваю я.

Она говорит, что ей грустно почти весь день, каждый день, и агрессивная уборка пылесосом позволяет выразить ярость по поводу несправедливости, что она умирает такой молодой.

— Прекрасно представляю себе эту картину с пылесосом, — говорю я. — Вы надеваете доспехи?

Она смеется:

— Да, думаю, что я пугаю соседей!

Ее самообладание вернулось. Теперь можно обсудить, как еще помочь ей. Задавая вопросы, чтобы она заметила взаимосвязь сильных эмоций с мыслями и картинками в голове, которые кажутся ей невыносимо печальными, я предлагаю рассмотреть возможные варианты помощи при стрессе и составить план того, как она будет справляться эмоционально с развитием болезни. Я объясняю, что работая в этом месте, я управляю клиникой, которая специализируется на оказании помощи людям когнитивно-поведенческой терапией.

— Это именно то, чем мы сейчас занимались, — говорю я. — Вы можете научиться находить грустные мысли и справляться с ними. К примеру, кто вам рассказывал о месячных?

— Моя мама. Это было ужасно. Мне было так неловко. Я не хочу, чтобы у Кэти было так же.

— Значит, вам нужно попросить кого-то, кто сделает это лучше?

Она раздумывает, потом говорит:

— Кэти любит моих сестер. И мама ее лучшей подружки тоже очень милая. Кэти часто у них ночует, и я оставляю ее у них, когда уезжаю в больницу.

— Кого бы вы выбрали из них троих? И кого бы выбрала Кэти, как думаете?

— Я подумаю об этом... Глупо, правда? Ответ очевиден, а я его не вижу, — размышляет она. Я говорю, что часто сильное расстройство препятствует четкому мышлению, и это именно та проблема, с которой справляется КПТ.

На протяжении следующих трех месяцев почти каждую неделю я проводила с Ронни часовую встречу по КПТ. Она научилась замечать мысли, запускающие эмоции страха, гнева, печали, и называла их всплывающими. Многие из ее «всплывающих» мыслей были о том, как сохранить нормальный порядок вещей, но все-таки она купила джинсы на размер больше и мягкую пижаму для дома («Штаны на резинке! Как у старушки! И это в моем-то возрасте!»).

Во время терапии мы обсуждали мысли и привычки Ронни, державшие ее жизнь «на ходу», и смотрели, как можно изменить ее способы ведения дел. Мы заметили, что обычно она отклоняет все предложения помощи, но чувствует себя уставшей после каждодневной уборки перед приходом детей из школы. Она решилась на эксперимент и приняла предложение сестры приходить каждое утро на час, чтобы помочь ей. Так она поняла, что ей нравится компания, что помощь в уборке второго этажа вовсе не лишняя, а ее жизнь при этом не развалилась, как она того ожидала. Они обсудили с сестрой воспоминания о мамином половом воспитании во время особо веселого перерыва на чай, и Ронни попросила сестру рассказать о самом важном Кэти, «когда время придет».