Книга Сказки и истории - Александр Шуйский

Не могла же она не заметить подмены, подумал Игорь, и вот тут все и случилось.

Во-первых, усилились все запахи.

Во-вторых, первая же реплика Артура, старика с седыми патлами, прозвучала ясно и внятно, ну, может быть, с легким пришептыванием.

В-третьих, у молодого человека, имени которого он не запомнил и который сидел рядом с ним на узком диванчике, обнаружилась опухоль где-то в животе слева, и одновременно пришло точное знание, что молодому человеку о ней очень хорошо известно, она доброкачественная, он живет с ней уже два года и даже придумал ей имя.

Игорь взглянул на Диану. Она как ни в чем не бывало болтала о ценах на книжном рынке. Внешность ее никак не изменилась – все та же чудачка лет семидесяти, обожающая книги и своего рассел-терьера, в меру бизнес-леди (очень в меру), в меру авантюристка. Но воздух в паре сантиметров вокруг нее был чуть-чуть плотнее и темнее, чем в комнате.

Он не помнил, как прощался, не помнил, как выходил из книжной лавки. Радка оживленно рассказывала, что пока он топтался в дверях, она успела договориться с Алексом об участии в его групповых медитациях и узнать, что он увлекается витражами, но тут, в съемном жилье, конечно, не развернешься. Большую часть ее монолога Игорь пропускал мимо ушей. В голове вертелась почему-то старая цитата: «Мир ловил меня, не поймал». И тут Радка произнесла ее вслух:

– Самое настоящее мир ловил меня, не поймал, да?

– Ты о чем?

– О Диане. Знаешь, я на нее уже три года смотрю, у нее раньше лавка была в другом месте, помнишь, я ей еще переезжать помогала? Так вот, она за эти три года помолодела лет на десять. Сидит человек среди книг, все ему нипочем, шаманит себе помаленьку, и ведь к ней ходят, а казалось бы, кому тут нужны старые книжки на английском в таком количестве. Состав все время меняется, а ходят и ходят. Хорошо быть ведьмой на пенсии, а?

– Она не ведьма, – сказал Игорь рассеянно. – Она – вампир, просто очень вежливый.

– Слушай, а ведь точно! – обрадовалась Рада. – То-то при ней всех на летучих мышей потянуло!

Она еще что-то говорила о том, каково это, жить одновременно в этом мире и на его изнанке, и что здорово, наверное, вот так устроиться на старости лет с книжной лавкой, отличное прикрытие для того, кто просыпается поздно и работает, когда хочет. И допивает чай за гостями по средам, подумал он, а вслух сказал:

– Слушай, я здорово вымотался с этим английским. А мне еще рисовать сегодня. Зайдешь на кофе? Если нет, я просто работать пойду.

– Иди уж, полиглот, – смилостивилась Рада. – Вечером-то на море пойдешь?

– Как работа пойдет, – честно отозвался Игорь. – Если пойдет – не пойду.

– Дракона моего доделай, – велела Радка, но совсем не зло.

– Доделаю, – пообещал он.

До темноты оставалось еще пара часов, и он, едва зайдя домой за сангиной, сразу отправился к заброшенному дому, их в центре было великое множество. При коммунистах город получал множество субсидий, деньги текли рекой, а когда этот поток иссяк, оказалось, что половину строек продолжать бессмысленно, а ремонт и вовсе не на что делать. Городские виллы, оставленные владельцами, медленно рушились в дичающих палисадниках, стены и окна завивал плющ, а этажи делили между собой кошки и голуби. Этот дом Игорь присмотрел давно, у него рухнул деревянный мезонин, сквозь лестницу проросли молодые ясени, но одна стена на втором этаже, хорошо освещенная на закате, была на диво белой и гладкой. Ее, конечно же, пометили граффитисты, но их творчество выгорело за лето, а новых надписей пока не появилось, и Игорь давно подумывал, не сделать ли там что-нибудь эдакое.

Сангина отлично ложилась на сухую штукатурку, к темноте основной контур был намечен. Игорь отошел, насколько позволяла сохранность пола, оглядел работу – и поехал в строительный за краской. Тут акрил нужен был ведрами.

Ночью разразилась гроза, небо стонало и вздрагивало, но дождь обошел город стороной, и с утра Игорь помчался к своей стене. За день сделал подмалевок, наметил крылья и подкрасил фон. А вечером принес и оставил в зарослях под лестницей небольшую стремянку.

Он работал еще четыре дня, несмотря на духоту днем и срывающийся к вечеру дождь. Рада пыталась вытащить его хотя бы погулять, но он ссылался на внезапный срочный заказ, и выбирался к морю только к вечеру, когда купаться уже холодновато, и они пили вдвоем вино на пляже, глядя, как луна заливает серебром всю бухту от края до края, так что море становится светлее неба. Про свою фреску он ничего Раде не говорил. Он вообще никому о ней ничего не говорил.

Весь пятый день он провозился с чешуей и деталями на морде и крыльях. Дело стремительно шло к концу, от светового дня оставалось еще часа четыре, когда над головой внезапно начало темнеть. Огромная туча навалилась на город, в ее сизом брюхе утонули невысокие башни, Игорь спешно доделывал фреску, но так и не успел. Дождь сорвался разом, мгновенно превратившись в отвесный поток в воздухе и в реку – на мостовых. Но он все равно еще минут пять стоял и смотрел, как темнеет от воды штукатурка, как нарисованный дракон сливается с темным фоном, так что становится непонятно, где рисунок, а где дождь. А потом собрал кисти и краски и вброд пошел к дому.

Ливень превратился в настоящую бурю. На крышах дребезжала черепица, стекла гудели под напором ветра и дождя, деревья пластались по ветру, как белье на веревках. А в небе крутило, громыхало и сверкало, и с каждым раскатом город будто приседал и вздрагивал, и хуже собак выла сигнализация в машинах. Игорь лежал под двумя одеялами и никак не мог согреться.

– Ты почему не отвечаешь на звонки, ирод! – Радка ворвалась к нему в мансарду, размахивая мобильным и осеклась, увидев на кровати плотный кокон из одеял. – Эй? Ты там жив вообще? Два часа дня!

– Не очень, – отозвался Игорь, опасливо шевелясь. Все тело болело, как после тренажерного зала или жесточайшего гриппа. – Кажется, я простыл вчера. Вымок, вот и…

– Чудовище, – нежно сказала Радка и взялась ставить чайник и мыть брошенную в раковине посуду. Игорь кое-как выбрался из кровати и попробовал пройти от спальни к кухне. На полпути пришлось сесть. Зрение немного плыло, поэтому источник странного золотого блеска на рабочем столе он определил далеко не сразу. И даже когда определил и подошел, взял одну из монет и покрутил в пальцах, удивляясь тому, какая она тяжелая, то все равно не мог понять, что это такое. И только когда Рада из кухни крикнула: «А как твой заказ?» – он наконец сообразил, что к чему, быстро накрыл монеты листом крафта и ответил:

– Закончил. Вчера еще. Заказчик забрал уже.

Трансформация

Третий раз, – говорит джезва, – третий раз за день, ну что за кривые руки, а.

Слушай, – говорит кофе, – я тут уже по всему столу мимо банки, но я же молчу. Подумаешь, опрокинули тебя разок. Ну да, он неловкий, ну что поделаешь.

Кодеин не надо жрать пачками, – говорит джезва, – тогда и руки трястись не будут. И мыть меня хотя бы иногда.