Книга Папа, спаси меня - Ника Янг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кирилл пожимает плечами. Вижу по глазам, что для себя он сделал какую-то пометку. Возможно, на следующий день принесет какой-то другой еды, или приведет за руку доктора, но пока что он не делает ничего, только отводит взгляд, смотрит в окно.
Вдруг все его тело будто подбирается, становится напряженным. С грацией кошки он делает несколько шагов до двери, возле которой стоим мы с сыном, нагибается к нему и протягивает руку.
— Боец, мне пора, — мне кажется, или в его голосе слышно предостережение? — Веди себя хорошо, слушайся маму. И да, пригляди за ней.
Он ерошит волосы Егорке, и тот хихикает в ответ — у них уже появились какие-то свои ритуалы, которые сын с удовольствием поддерживает.
Кирилл смотрит на меня в упор. Скользит взглядом по лицу, останавливается на губах, делает едва заметное движение, будто бы хочет сделать еще один шаг навстречу, поднять руку и поправить мои волосы, выбившиеся из хвоста, но одергивает себя в самый последний момент.
— До завтра, — бросает он и размашистым шагом уходит из палаты, удерживая на себе халат, который так и норовит сползти с плеч.
Я вздыхаю с едва заметным стоном и целую Егорушку в макушку.
— Мама, а дядя Кир еще придет?
— Конечно, малыш, — улыбаюсь его непосредственности.
— Он мне нравится, — рассуждает ребенок. — Но когда же придет папа?
Я вздыхаю. Снова. У меня нет ответа на этот вопрос.
— А папа…Он уехал в командировку, — глупо вру я, понимая, что моя ложь однажды может повернуться боком.
— Пусть привезет оттуда мне машину!
Я подхватываю Егора на руки и подхожу к окну — самому большому нашему развлечению за последние три недели в этой клинике. Здесь всегда есть, на что обратить внимание, что усмотреть, за чем понаблюдать: иногда за больными, которым разрешено выйти на прогулку. Иногда за голубями, который подкармливает лечащий врач Егора, а иногда и за девчонками с соседнего двора, которые любят играть среди кустистых деревьев в прядки.
Место, куда выходят окна нашей палаты, уединенное. Оно не очень далеко от дороги, и здесь не так часто появляются люди, поэтому мы любим следить за всем, что происходит тут, и для нас это не просто окно. Это окно, дверь во внешний мир, которого мы лишены так долго…
— Так у тебя же и без того очень много машин, сынок, — улыбаюсь я и бросаю рассеянный взгляд в окно. Тут же меняюсь в лице.
— Папа! — восклицает ребенок и буквально рвется из рук. Я удерживаю его, но это удается мне с трудом, потому что то, что я вижу во дворе больницы, ввергает в шок.
Женя и еще два каких — то громилы толкают Кирилла, от чего он не выдерживает, теряет равновесие и буквально падает на колени.
— Папа, папа! — мечется и волнуется Егор. Он не видел отца три недели, после того позорного бегства из дома, когда за нами пришел Кирилл и заявил о том, что нам не место в доме, принадлежащем Седому. Каким бы ни был плохим мужем мужчина, он был единственным отцом во вселенной малыша, и теперь его беспокойство вполне понятно.
Однако Женя, как всегда плюющий на все и всех, вместо того, чтобы направиться прямиком в больницу, в палату, вместо того, чтобы выяснять отношения по телефону со мной на повышенных тонах, выясняет главенство и восстанавливает поруганную честь и сомнительное достоинство в неприятной, некрасивой, неадекватной драке. Втроем на одного.
Кирилл поднимается, машет рукой, а другой вытирает кровь, проступившую в уголке рта. Он что-то говорит Жене, и, судя по его гордо вскинутому подбородку, неприятное и злое. Наверное, в очередной раз сыплет проклятиями и угрозами. Дурак! Зачем он давит ему на больное, зачем нарывается? Ведь численный перевес на стороне моего уже, можно сказать, бывшего мужа!
Кирилл неудачно размахивается, Женя отскакивает, а мужчины начинают над ним насмехаться. И только теперь я вижу, насколько сильно ослаблен Кир. После вмешательства прошло не так много времени, внешне он выглядит также, как и обычно, только появились круги под глазами, да черты лица стали чуть более заострёнными. Но теперь, со стороны, во время этой неудачной драки, когда он окружен тремя взрослыми огромными мужчинами, я вижу то, что он скрывал: Кирилл еще не полностью восстановился, он слаб.
И это понимание жгутом стягивает мое сердце, но даже не эта эмоция становится самой яркой. Во мне вскипает ненависть и ярость по отношению к Жене. Как он мог? Как он может вот так обходиться с человеком? Кирилл пытается противостоять силе трех сильных мужчин, но это невозможно сделать даже здоровому, что говорить о том, кто принес, можно сказать, себя в жертву для спасения другого человека?
— Прекратите! — наконец, окно поддается, я распахиваю его как можно шире и буквально вываливаюсь наружу, на улицу. Со второго этажа мой голос разносится по парку стреляной птицей и распугивает редких ворон с крон деревьев. С жутким карканьем они взмывают вверх.
Мужчины, все как один, поднимаю головы и смотрят в мою сторону. Ветер прохладный, мне нужно поежиться, но я не успеваю ничего сделать, потому что вижу, что Кириллу нужна помощь. После серии ударов от Женя и второго бугая сбоку он буквально лежит на земле, пытается встать, но у него ничего не выходит.
— Женя! Что ты творишь! Прекрати!
Вместо ответа Женя сплевывает в сторону.
— Кто это вылез там, дорогая женушка? — ерничает он. И вдруг со всего размаха пинает Кира в живот. Я визжу от страха.
— Папа! Папа! — волнуется Егор. Он привстал на цыпочки и наблюдает вместе со мной за той неприятной картиной, что разворачивается под нашими окнами.
Его оклики еще больше будоражат и бесят Женю. Он или не понимает, что Егор обращается к нему, или не хочет этого понимать. В его душе красными красками расцветает ярость, которую нужно куда-то выплеснуть. И он снова буквально подпрыгивает к Кириллу, с размаха бьет его в живот, и тот стонет, завалившись на бок.
— Женя! Прекрати немедленно! Я вызову полицию! — кричу я, чувствуя, как холодный воздух проникает в легкие, опаляет горло.
Егор плачет, он вообще ничего не понимает, кроме того, что все это — не игрушки.
Внезапно его слезы будто пробуждают меня. Не хватало еще ослабленного курсами химиотерапии ребенка застудить! Резко закрываю окно, притягиваю малыша к себе и вылетаю из палаты.
— Марья Васильевна, приглядите, пожалуйста! — буквально сую в руки заплаканного ребенка в руки нашей постовой медсестре, которая всегда находит доброе слово, чтобы успокоить ребят. Егор слушается, вдруг понимая, что все это не шутки.
Я жму на кнопку лифта нервно, хаотично, несколько раз. Понимая, что он не приедет так быстро, как мне нужно, плюю на затею дождаться кабины и открываю дверь, за которой скрывается лестница.
