Книга Ты постучишься в дверь мою - Мария Акулова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ксюша присела на краешек своего рабочего стола, сложила руки на груди, прошлась пару раз взглядом по мужу — от макушки до начищенных носков туфель. Не смогла себе отказать в этом, хотя надо бы… Ой как надо бы…
— Имущественный вопрос можно поднять? — Иван чуть голову склонил, делая то же самое, что делала Ксюша — от макушки до лакированных носков лодочек с задержкой на губах и коленках.
Тихомирова удивилась, даже сердце удар пропустило, потому что… Не мог ее Бродяга поднимать «имущественные вопросы»…
— Я уже сказала, кажется, что ни на что не претендую. — И пусть действительно не претендовала, обсуждать это с ним было больно. Она сама рушила их замок. Понимала, что это правильно, но легче все равно не становилась…
— Я тоже говорил, что не претендую. Но вот сейчас вспомнил, что погорячился…
И снова сердце пропускает удар.
Неужели он изменился во время этой своей «вынужденной ссылки»? Неужели переоценил? Неужели они сейчас спокойно обсудят «имущественный вопрос»… И на том все? Все будет так, как она убеждает себя, должно быть?
— Я слушаю тебя, — Ксюша постаралась придать голосу безэмоциональности, мысленно готовясь к удару. И получила… Под дых…
— Ты мое кольцо не вернула. Где оно?
* * *
Прошлое…
— Там надписи, Вань… — они сидели на кровати, в ушах до сих пор звенели отголоски музыки, которая до глубокой ночи громыхала на свадьбе, ноги у Ксюши гудели из-за туфель с неудобной колодкой, спина ныла из-за того, что кто-то явно перетанцевал на собственной свадьбе, но это сейчас легко воспринималось, потому что рядом сидел Ванька, смотрел на свои руки, играясь с ободком нового для него аксессуара — обручального кольца.
— Правда? — поднял взгляд на Ксюшу, улыбнулся. — Почему раньше не сказала? Вроде же нельзя снимать, говорят… А мне интересно теперь…
— Изменять нельзя, врать и унижать, Тихомиров. А кольцо можешь снять… Но потом сразу чтоб надел…
Бродяга хмыкнул, покорился воле жены, скрутил кольцо с пальца, начал вертеть в руках так, чтобы свет люстры позволил надпись разглядеть…
— Ты мой плен… Это я твой или ты мой?
— Дурак ты, Вань. Я твой, — Ксюша его в шутку по лбу стукнула, Ваня же даже сопротивляться не пробовал — поймал руку, развернул ладошкой вверх, положил кольцо.
— Ты мой плен, — подтвердил, непривычно мягко, как для него, улыбнувшись, — а теперь надевай, жена…
И уже свою руку в ее распоряжение предоставил, чтобы она еще раз повторила то же, что сделала днем.
— А у тебя что?
— Ты мой побег…
— В смысле, из родного дома?
— В смысле, в родной дом, — Ксюша не считала нужным объяснять очевидные вещи, поэтому предпочла просто поцеловать. Мужчину-родной дом.
* * *
Настоящее…
— Зачем тебе кольцо, Тихомиров? Мы разводимся вообще-то, — Ксюша постаралась быстро взять себя в руки и сказать… Легкомысленно и немного презрительно. А грудь отчего-то жгло. И снаружи — тем самым кольцом, которое продолжала носить, не снимая. И изнутри — сердцем ли, душою, она не знала.
— Ну ты же носишь. Это раз. А два… Я не развожусь.
Оба ответа были ударами ниже пояса, потому что… Она носила. Не смогла заставить себя его снять, не надевать, забросить на дно шкатулки с украшениями и забыть…
И потому что его напору с каждым днем все сложнее было противостоять. Была обида — дикая. Но была и тоска. По его голосу, взгляду, рукам, губам. И сомнений с каждым днем было все больше.
А вдруг действительно иначе было нельзя?
Вдруг заплаченная ею цена не так и высока?
Что такое четыре месяца перманентной боли, если взамен получаешь вторую серию счастья длинною в десятилетия? Неужели непростительно? Неужели гордость дороже?
— У меня нет твоего кольца, Тихомиров. Спрашивай у своего дружка — Данилова…
Ксюша надеялась, что первый удар отобьет враньем. А будет ли Иван разбираться — большой вопрос.
— Уже спрашивал, Принцесса. Оно у тебя.
Хмыкнула, отвела взгляд…
— Значит, забыла… Не знаю, где… Дома посмотрю. Если найду — передам с кем-то, а пока… Может мы поработаем? Это не больно-то профессионально — тратить рабочее время на личные вопросы.
— Я без кольца из кабинета не выйду, Ксения Игоревна, — конечно, взывать к здравому смыслу со стороны Ксюши было более чем самонадеянно, но…
Она как-то совсем не рассчитывала, что Бродяга сделает несколько шагов в ее сторону, что вот так просто, не встретив с ее стороны никакого сопротивления, вторгнется в личное пространство, что она сглотнет непроизвольно, а он сначала взглядом в вырез блузки нырнет, а потом пальцем…
Иван только раз коснулся кожи, а у Ксюши будто по телу разряд прошелся… И бил… И бил… Пока Бродяга достает то самое кольцо на аккуратной цепочке… Пока хмыкает…
— За вранье следует наказание, Ксения Игоревна, — бодает ее нос своим, греет губы дыханием, толкает ее чуть дальше на стол. Позволяет себе их новый первый поцелуй.
* * *
Недолгий и кровавый, потому что… Ксюша быстро опомнилась. Почти сразу… Губу его прикусила, толкнуть попыталась… Цепочка, которую Бродяга не успел отпустить, а может и не захотел, натянулась …
— Еще раз подойдешь без разрешения — укусом не отделаешься…
Вероятно, бросать подобные угрозы стоило не тогда, когда тебя держат за цепочку, словно за поводок, притягивая к своему лицу все ближе, горя азартом…
— Подойду. Люблю, когда кусаешься…
Бродяга легко дернул, цепочка порвалась, кольцо оказалось у него в ладони…
— Просить надеть не буду. Сам справлюсь, пожалуй. А ты… Может хватить и меня мучить, и себя? Или ты сдохнуть готова, лишь бы мне плохо было? Давай поговорим, Ксюш… Просто поговорим.
— Вот на суде и поговорим, Тихомиров. Готовься.
Понимая, что его выгнать из кабинета не сможет, Ксюша вышла сама, хорошенечко хлопнув дверью…
Все равно надо было проветриться, потому что… Это сложно. Очень-очень сложно.
Настоящее…
Субботу Ксюша проводила дома. Сама в квартире, которая жутко нуждалась в возвращении Ивана.
На месте разбитого Ксенией шкафа давно стоял новый… Новый и пустой. Рамки с фотографиями снова на месте… Но их теперь меньше. Все снимки с Иваном Ксюша убрала. Не потому, что злилась на него до такой степени, скорее хотела оградить себя от лишней боли, которая каждый раз пронизала сердце, стоило увидеть его — вживую или нет…
