Книга Как выжить в современной тюрьме. Книга вторая. Пять литров крови. По каплям - Станислав Симонов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тридцатого провели глобальный шмон — и все! Как отрезало.
9 января. Отупение превратилось в норму. Праздность стала нормальным ежедневным состоянием. Это даже не ожидание, а тупое пребывание во времени. Опять считаю дни, опять осталось пять дней, и что?
Подошел молдаванин, попросил что-нибудь почитать. Дал сборник Булгакова, а там «Белая гвардия», «Роковые яйца», «Мастер и Маргарита». Приходит через неделю: забери, говорит книгу назад, сил моих больше нет это читать. Интересно, силы его покинули на «Яйцах» или на «Мастере»?
Закончил «Бесов».
И везде, всюду одно и то же: неправильная оценка людей и обстоятельств, в основном людей. Что знают двое, то знает свинья, старая немецкая поговорка.
Все, буквально все упирается в язык людей, когда дело касается тайны. Ну не может человек молчать, хоть тресни, обязательно нужно на свою голову поделиться с ближним. А ближний так и норовит поделиться с властями. Один толком преступление совершить не может, а другой, совершив его, обязательно кому-нибудь это расскажет — прямо закон свиньи какой-то.
— … ты недооцениваешь серьезность «торпедирования» как такового. Во-первых, это почетно, во-вторых, не западло. Потом, это полезно, наконец.
— Да зачем мне все это?
— Э-э-э, милый! Возьмем, например, шмон. Ну, где прятать? В подушку зашивать? Так это место знают все, включая жителей близлежащих домов. Это тебе и на воле пригодится. Возьми, допустим, Копперфильда. Вот, значит, его обыскивают и чуть не голым помещают в тюрьму, а он, значит, через полчаса выходит. Думаешь, руками все открыл? Нет. Все там спрятал. Не поверишь, целый набор инструментов, включая гаечный ключ, влезает.
— И что, сами все отдают?
— Только сами. У меня всегда сто шестьдесят первая статья. А если насилие присутствовало, так это, извини, уже сто шестьдесят вторая статья. А ты УК полистай и посмотри разницу в сроках. Потом, я же не все беру, а только часть. Подхожу, так и так — и, к примеру, если у него три тысячи, беру полторы или две. Всегда на проезд оставляю. Тут ведь как: «терпила», если попадешься, подтверждает, что все было на добровольных началах.
— А если откажет?
— Значит, другой найдется.
— А как ты определяешь, у кого брать, а у кого нет?
— Практика.
— И все же бывает такое, что выходит прокол?
— Бывает. Мы однажды вдвоем в поезде работали. Заходим в тамбур, а там наш клиент стоит. Мы ему так и так, откуда, мол, да куда, да есть ли бабки, а посмотреть. Пошли, говорит, посмотрим. Заходим в купе, он достает ТТ и… Все, говорит, пошли, ребята, обратно в тамбур. Пошли поневоле, куда ж деваться. Приходим. Он нам: ребята, пиздец вам. У меня своих проблем хватает, а тут вы еще. Мы ему: браток, помилосердствуй, не на того напали, перепутали, бывает же в нашей профессии, ты же сам такой же, должен понимать. Ага, говорит, все понимаю, но стеснен в средствах, так что делитесь, парни.
— И что?
— Поделились мы и разошлись друзьями.
— Да. И все же, как определяешь клиента?
— По одежде, по манере поведения. Идешь ты, например, а я сзади хлопаю тебя по плечу: «Браток, ты куртку всю измазал чем-то», — а сам отряхиваю. Он крутится, и если говорит «спасибо», то я ему: «Спасибо в карман не положишь, с тебя сто грамм и пончик». Если он говорит: «Нет базара, пошли», — мы идем, берем выпиваем. И я начинаю издалека: откуда, мол, куда и все такое. Если вижу, что словами я его уже упаковал, то приступаю. Положим, едет он с северов с заработка, с собой тысяч двадцать франклинов везет. Я ему: браток, делиться надо.
— Получается?
— А как же, в день до трехсот баков доходит. Ну, тоже, пойми, раз на раз не приходится. Было, что раз мы вчетвером подняли сто двадцать пять тысяч. Я тогда автомобиль купил, жене квартиру в Орле, пожил нормально. Бывает, что и пусто. Но мелочевка всегда перепадает. А если вижу, что он вместо «спасибо» — «пошел ты в пешее эротическое», и в грубой, агрессивной форме, то сразу врубаю заднюю.
— То есть вся профессия построена на психологической тонкости страха?
— Именно тонкости. В поезде подсаживаешься, к примеру, к двум в купе: так и так, короче, куда парни двигаетесь? Хотите проблемы по дороге? Нет. Вот и славно, делиться надо. Денюшки взял и… Все будет нормально в дороге, короче, приятного пути, и ходу.
А если берут на факте или там: «терпила» есть, свидетели, деньги — я сразу в полную сознанку и явку оформляю, и мне всегда по минимуму дают.
— Ну, хорошо, а сейчас как же попался?
— Да по глупости. Я обычно практикую на Курском вокзале, а тут решил домой поехать. Прибыл на Киевский, до поезда долго, дай, думаю, в автоматы схожу.
— В игровые?
— А то в какие же! Короче, в один вложил кучу лаве и смотрю: деньги на исходе. Дай, думаю, подниму чутка. А автомат-то переполнен, вот-вот посыплется. Бегу, короче, к поездам, вижу двух сладких лохов. Они в поезд, я за ними. Подсаживаюсь в купе, ну, и по всей программе: хотите проблем в пути следования? Нет? Ну, так надо делиться. Один достает «шмель», в нем три тысячные купюры. Я беру две штуки — и, мол, приятного путешествия и проблем у вас не будет, — короче, бегу назад. Я же договорился и на аппарате табличку повесил. Ждет он меня, родимый. А вокзал обходить нужно было кругом. Целая, знаешь, история. Я решил через пути. Перебежал, а по перрону трое оперов идут. Они, видимо, среагировали, суки, на движение. Стоять! Бояться! А я, дурак, бегом. На ходу деньги скинул, естественно. Короче, взяли меня. Ну, в мусарню меня. Их старший говорит им «искать». Те бегом по поездам и находят тех двух. Не успели уехать. Я в отказ. Старшой говорит этим: идите по трассе его бега и ищите, должно быть, скинул бабки.
— Нашли?
— Нашли. Перед опознанием засунули мне в карман и давай понятых искать. Я тут припадок изобразил, пока падал, то-се, короче, хоть и в наручниках, извернулся и деньги в рот — давай жевать. А со вчерашнего во рту пересохло, и купюры — еще то жевание, короче, не жуются. Что делать? А держали меня перед обезьянником, а в нем бомжара пьяный кемарит. Думаю, щас я их плевком определю ему под ноги. Он же не дурак, деньги увидит, приберет. И определил. Тут понятые, то-се, короче, обыскали меня — нет денег. Старшой операм: и что это значит? Грозно так: куда бабки делись? Те клянутся, что все путем, должны быть. И где же, в гневе кричит. Полковник он был или майор. Тут один сержант, щас, говорит, поищем. И видит их под ногами у этого бомжа. Этот дурак как спал, так и не проснулся. Деньги, главное, у него под ногами лежат, две тысячи. Он, может, в жизни таких денег не видел, а спит, гад! Ну и засунули мне их обратно. Куда деваться? «Терпилы» есть, опера тут, деньги вот они. Свидетели нашлись, короче, я тут же в сознанку и тут же «чистуху» накатал. Так вот и попал.
— Так, я понял, твои объекты в основном не москвичи?
— Только не москвичи. А как же!