Книга Нотки кориандра - Игорь Лебедев

Шура охотно делился новостями Азиатского департамента, в котором служил после университета. Вместо графа Капниста на должность директора пришел тайный советник Базили, в связи с чем в департаменте ожидалась встряска и перенастройка всей работы. Впрочем, Шура относился к грядущим переменам безразлично и по привычке охотней всего уделял внимание различным курьезам службы, которые собирал подобно коллекционеру.

— Как известно, наша миссия в Пекине представляет еще и датские интересы, — начал он очередную комическую историю. — Не удивительно, что именно в нашу канцелярию обратился единственный в Пекине датчанин — у него там магазин европейского платья. Возжелалось ему сочетаться браком со швейцарской подданной. Он лютеранин, она католичка. Месяц ломали голову, как освятить таинство брака, даже в Петербург запрос посылали. В конечном итоге поручили все дело отцу Феогносту, который совершил таинство по чистому православному обряду, ибо другого в русской миссии не предусмотрено. Молодожены остались в полном удовлетворении и, как сообщают из миссии, служат примером образцовой дружной семьи.

Обсудили вчерашний торжественный ужин в Большом Петергофском дворце, данный в честь гостящего в России короля Сиама. Среди деликатесов были баранина с соусом из оленины, фазаны с фундуком а-ля Clamart, утиная печень в трюфелях Périgord, осетрина в вине l’Ermitage и жареный poulard. Элемент экзотики добавил черепаший суп.

— Он милый, — делилась впечатлениями княгиня, — и прекрасно говорит по-английски. Но, — она запнулась, — все-таки дикие азиатские обычаи при его дворе все еще остаются.

Участники обеда оборотили к Анастасии Аркадьевне заинтересованные лица.

— У него четыре жены и без счета наложниц, — пояснила она. — В общей сложности эти женщины нарожали ему тридцать три сына и сорок четыре дочери.

— Проблема наследника не стоит! — порадовался за короля Сиама Шура.

Подали десерт. Анастасия Аркадьевна вспомнила, что вечером собирается посетить премьеру нового балета «Раймонда».

— Эту историю придумала Лидия Александровна Пашкова, урожденная княжна Глинская, — не без гордости за подругу сообщила она крестнику. — Она мне еще год назад поведала эту идею. Между прочим, на мысль перенести действие в сновидение ее подвигли открытия Зигмунда Фройда[75], у которого она брала интервью для «Figaro».

— Фройда? — удивился Илья Алексеевич.

Во время лечения в швейцарской клинике Ардов имел возможность ознакомиться с новейшими теориями австрийского психотерапевта, изучавшего феномен памяти. К тому моменту академическое сообщество отвернулось от Фройда в знак протеста против утверждений последнего, будто в основе истерии лежат подавленные воспоминания сексуального характера, но доктор Лунц стремился проводить в своей клинике апробацию всех новых практик, возникавших в научной среде. Знакомство с «методом свободных ассоциаций» не дало сколько-нибудь значительных результатов, но сама личность австрийского доктора показалась Илье Алексеевичу чрезвычайно яркой и любопытной. Как сообщали газеты, сейчас он работал над толкованием сновидений, образы которых по его теории, конечно же, имели сексуальный подтекст.

— Лидия Александровна придумала, что юной деве Раймонде снится, как на нее нападает сарацин[76], хотя в действительности она была обручена с рыцарем, — попыталась изложить либретто Баратова. — По Фройду выходит, что Европа жаждет оплодотворения семенем Востока, но вместе с тем боится его и не понимает.

— Сюжет — полнейшая галиматья, — вступил в беседу Шура, — но на новую постановку Петипа[77] собирается весь посольский корпус Петербурга, так что наш департамент снаряжен в полном составе. Мой шеф Алхазов считает, что балет — наше главное дипломатическое оружие. На этот раз героем вечера должен стать сиамский король, ради которого, собственно, и решили показать премьеру чуть ранее, чем это планировалось дирекцией.

Анастасия Аркадьевна принялась расхваливать виртуозную технику итальянки Леньяни, которой предстояло исполнить главную партию. Она вспомнила легендарные 28 фуэте танцовщицы в «Золушке» Чекетти, которые несколько лет назад произвели форменный фурор в Петербурге.

— А знаете, как Мариус Иванович готовит свои постановки? — оживилась она. — Дома! У него есть специальные куколки из папье-маше, он их передвигает в различных комбинациях и тут же записывает придуманное на бумаге. Мужчин отмечает крестиками, а женщин — нулями, разные перемещения — стрелками, черточками и линиями, значение которых никто, кроме него, не знает. На репетицию он приходит с целым ворохом таких чертежей и сразу же начинает по ним репетировать.

— Как можно в полной тишине придумать балет? — поделился недоумением Шура.

— Почему в тишине? — удивилась княгиня. — Он вызывает к себе скрипачей, пианистов. Они играют ему отрывки музыки, а он планирует постановку у себя на столе. Вы, наверное, не сможете посетить? — деликатно поинтересовалась она у Ардова, зная, что театр вообще и музыкальные представления в частности даются ему с большим трудом, поскольку потоки льющихся со сцены звуков отзываются у Ильи Алексеевича бурей непрошеных вкусов во рту, а перед глазами непрестанно вспыхивают фейерверки.

Известие о балете вызвало у сыщика весьма неожиданную реакцию. Он надолго замолчал, уставившись на серебряный молочник, отчего беспокойство Баратовой все возрастало.

— Весь посольский корпус? — наконец переспросил он у Шуры.

Тот удивленно кивнул и обменялся взглядом с матушкой.

— Прошу меня извинить! — заторопился Ардов, выбираясь из-за стола.

Глава 36
Сеть раскрыта!

Жандармы оказались на месте преступления буквально через двадцать минут. Жарков поделился с Брусникиным размышлением насчет штыка, предположив, что убийство мог совершить все тот же Белоглазов.

— Какой Белоглазов? — не понял полковник.

Петр Павлович коротко доложил о визите в Чесменскую богадельню, где удалось установить имя главного подозреваемого, которого тем же вечером они с Ардовым едва не схватили в «курятнике».

Брусникин был возбужден и, казалось, слушал не очень внимательно — по всей видимости, все эти подробности казались ему малозначительными.

— Совсем озверели… — бурчал он. — Лучших, лучших людей уничтожают… Ну ничего… Теперь-то государь, думаю, отбросит всякую нерешительность. Турки за все ответят.