Книга Крик молчания - Миранда Ли

Одри вздрогнула. Ну, действительно, разве можно было поставить Эллиота в один ряд с Расселом? Наконец, она вынуждена была представить себе весьма невероятную возможность. Может, она ошибалась относительно Эллиота. Может, он был жертвой обстоятельств или хитростей Лавинии… Может…

— Подумай об этом, моя дорогая, — несколько мягче сказала Ивонна. — Если ты не дашь Эллиоту возможности объясниться, не будет ли тебя мучить мысль, что ты совершила большую ошибку? Ты же любишь Эллиота. Но одной любви недостаточно, чтобы построить свое будущее. Нужно еще иметь и веру.

Сердце Одри сжалось.

— Я подумаю об этом, Ивонна. Благодарю тебя. Ты очень добра. Спасибо, что постоянно посещаешь меня.

— Я с удовольствием делаю это. Однако мне пора уходить. Я навещу тебя и завтра, и мы поговорим еще.

— Рада буду видеть тебя. Ты настоящая подруга. Одри лежала очень тихо, размышляя над тем, что говорила Ивонна, когда послышался легкий стук в дверь. Подняв глаза, она увидела, как в комнату входила Лавиния.

Одри сжало грудь, каждая жилка в ней отчаянно забилась. Ее чувства, вероятно, отразились на лице, ибо Лавиния остановилась на большом удалений от кровати и выглядела довольно потерянной.

— Пожалуйста, не выгоняй меня, — выпалила она. — Я… я должна поговорить с тобой. Неподдельные слезы, выступившие на глазах Лавинии, размягчили сердце Одри. Вдобавок Лавиния была совсем на себя не похожа. Она выглядела почти неопрятно — волосы спутались, никакого макияжа, желтый льняной костюм сильно помят.

Одри не нашла в себе сил выгнать ее. Но и говорить она не могла. В конце концов Лавиния робко приблизилась к кровати.

— Не знаю даже… с чего начать, — выдавала она из себя, глядя в пол. Слезы сбегали по ее щекам и капали с ее носа. — Ты, должно быть, ненавидишь меня. Все меня ненавидят. Все, кроме Варвика. Он ведет себя… очень понимающе и заботливо.

— Он тебя любит, — промолвила Одри. — Верно, — кивнула Лавиния. — Я и сама могу это видеть теперь. Никогда не думала, что он меня любит по-настоящему. Мне казалось… В день свадьбы он сказал мне, что не хочет детей. Я была раздавлена. Я хотела родить ребенка. Но Варвик, казалось, интересовался только сексом. Я полагала, это было потому, что он не был способен на любовь после смерти твоей матери. Он даже тебя отослал в школу-интернат. Потом я заметила, с каким нетерпением ждал он твоего приезда на каникулы, и жутко ревновала его к тебе. Мне было ненавистно то, что ты занимала так много места в его сердце, — неохотно призналась Лавиния.

— Тебе не следовало этого делать, Лавиния, — доброжелательно проговорила Одри. — Мне-то казалось, что папа совсем не любит меня. Я только недавно сообразила, что ему трудно показывать свою любовь.

— Верно, он говорил мне об этом. Но и я думала, что он меня не любит, особенно когда по прошествии нескольких лет он как-то отдалился от меня. Секс потерял для него свое значение. У него появились новые интересы — гольф и коллекционирование произведений искусства. Я чувствовала себя покинутой. Я… я вытворяла… такие вещи, о которых глубоко сожалею.

У Одри сжалось сердце. Расселл, подумала она. Лавиния говорит о Расселле.

— Когда ты начала расцветать и особенно когда ты познакомилась с Эллиотом, я просто умирала от зависти. Я… я чуть не свихнулась. Я жаждала нанести тебе удар, тебе и Варвику. Если я заманю Эллиота в постель, думала я, мне удастся потешить дьявола, бушевавшего внутри меня. Но Эллиот даже не притронулся ко мне, Одри. Клянусь! Не сомневайся в его любви к тебе. Он любит тебя. И очень сильно. Я думаю, что он сам не знал, насколько сильно, пока все это не случилось. Во всем виновата я одна. И в твоем разрыве с Эллиотом, и в дорожном происшествии. Ты должна поверить мне!

Одри долго и пристально смотрела в ее дикие черные глаза, полные такой боли и раскаяния, пока ей, наконец, не стало ясно: Лавиния говорит правду! И от сознания этого у Одри появилось ощущение физической боли.

— Я верю, Лавиния, верю…

— Ну, и славу богу! — воскликнула она. — Слава богу! Может быть, после этого я смогу наконец жить в мире сама с собой.

— Лавиния… — позвала дрожащим голосом Одри с отчаянно бьющимся сердцем.

— Что?

— Не оставишь ли меня сейчас? Мне нужно кое-что сделать.

— Ну конечно. Еще раз большое спасибо, Одри, за то, что выслушала меня. Надеюсь, что однажды ты сможешь простить меня…

Как только Лавиния вышла, Одри схватила телефон, стоявший на прикроватном столике, и дрожащей рукой стала набирать номер.

— Эллиот Найт слушает, — раздался его голос на третьем гудке.

У Одри перехватило дыхание. Его голос звучал так ужасно… Так безжизненно и тускло… Совсем не похож на голос Эллиота.

Сердце Одри сжалось от раскаяния. И в этом виновата я… Я и мое дурацкое недоверие. Только невинный человек мог так страдать! Только невинный человек мог настаивать на своем, после того, как его так жестоко отвергли! Как же я была слепа!

— Эллиот?..

Тишина на другом конце линий поразила ее, как кинжал в сердце. Она почувствовала муки Эллиота как нечто осязаемое, разрывающее ей душу.

— Эллиот, я прошу прощения, — воскликнула она. — Я знаю, что ты не сделал ничего плохого. Прости меня за то, что я сомневалась в тебе. Я… Пожалуйста, приходи ко мне в больницу…

Затаив дыхание, она ждала его ответа, но Эллиот молчал. Когда наконец снова раздался его голос, задыхающийся от волнения, она поняла, что он пытался восстановить самообладание.

— Я уже лечу к тебе!.. — услышала она. Он доехал за двадцать минут, установив несомненно новый рекорд, ибо больница находилась совсем не близко от Ньюпорта. Одри заранее обдумала, как она его встретит теплой улыбкой и ласковыми словами. Однако после одного взгляда на его опустошенное лицо и обведенные темными кругами глаза она разрыдалась.

Какой-то момент Эллиот колебался, потом бросился к кровати, встал на колени и обнял ее.

— Ох, Одри, — простонал он. — Дорогая моя… моя сладкая любовь…

Они долго, очень долго сжимали друг друга в объятиях. В палату заглядывали медсестры, но, улыбнувшись, оставляли их в покое.

— И очень хорошо, что Расселл уехал в Новую Гвинею, — проговорил наконец Эллиот. — Ибо если бы он этого не сделал, я стер бы в порошок этого сукиного сына! Ничего удивительного, что ты сделала столь поспешные выводы. После того, что он тебе наговорил…

— И все же я должна была дать тебе возможность объяснить мне, — прошептала Одри, — как это ты оказался полуодет после того, как слег в постель с головной болью.

Эллиот кивнул.

— Я принял несколько таблеток и заснул как сурок. Меня разбудил стук Лавинии, но я не проснулся окончательно и поэтому впустил ее. К тому же она заявила, что беспокоилась о тебе и хотела убедиться, что ты хорошо устроилась. Но я не звал ее к себе, Одри.