Книга Возвращение «Одиссея» - Алексей Гришин

– Хитрым, сука, оказался. Ну, виноват, извини, сейчас щелбан отвесишь? – спокойно поинтересовался Бек.

– Щелбан?! На! – он с разворота съездил Беку в зубы. – Что встал?! Найди ту сволочь, что стреляла, на куски порвать гада!

Бек рванул из кабинета, на бегу вытирая окровавленным рукавом окровавленный рот.

Морячку повезло, что остался у окна и успел увидеть, как к зданию рванулся спецназ. Где только эти суки прятались?

Он выскочил в коридор. Там были только Кипа и Ваня-жид.

– Уходим! Через запасной!

Внизу загрохотали выстрелы, кто-то закричал. Кажется, Бек схлопотал свое, ну и хрен с ним, плевать на краснопузого.

– За мной, быстро!

Морячок скользнул в неприметную дверь, провел подельников какими-то совсем жуткими коридорами, потом подворотнями и, в конце концов, вывел на тихую улицу, где не было слышно ни криков, ни сирен. Вообще все было мирно, как и должно быть в богом благословенной Америке.

А в том здании, из которого они сбежали, порядок был наведен в считанные мгновения. Четверо смуглых мужчин, по-видимому, итальянцев, дисциплинированно побросали оружие и разлеглись на полу, накрыв голову руками. Перестрелка с ФБР? Да ладно, оставьте эти сказки для кино про сказочных донов.

Трое русских быков также с головой дружили, последовали примеру местных коллег. Лишь Бек рискнул показать блатную прыть и сейчас орал благим матом, держась за прострелянное колено.

Господин Эглитис по кличке «Хитрый» тоже оказался жив. Да, ранен конкретно, но шансы на жизнь не потеряны.

– Где русский коп? – по-русски же спросил Бека один из федералов.

– Да пошел ты! – этот садист решил поиграть в героя.

Федерал и не подумал возмущаться. Он присел рядом и аккуратно, почти нежно положил руку на прострелянное колено Бека, после чего тот заорал воплем, перешедшим в ультразвук.

– Так где?

– По тому коридору, третья дверь налево, – прохрипел бандит и неожиданно заплакал горючими слезами, как маленький и невинный ребенок, потерявший конфетку.

ГЛАВА XXI

Щербатов

Американская больница. Чистота, выкрашенная в ослепительно белый цвет отдельная палата, накрахмаленные простыни, цветы на подоконнике и свежий, совсем не больничный запах, ничего не болит. Красота! Если бы не память. Стоило закрыть глаза, и он вновь оказывался привязанным к стулу в той страшной комнате, а перед глазами вставало улыбающееся, почти счастливое лицо Бека, в очередной раз что-то прижигающего или протыкающего.

Первый раз от такого воспоминания он обмочился в постель. Потом научился сдерживаться. Или помогли таблетки, которыми постоянно потчевали молоденькие санитарки.

Бесшумно открывается дверь и в палату тихонько, чуть ли не на цыпочках, входит Гордон. На мужика страшно смотреть, словно это его, а не Щербатова пытали. Сколько? Два? Три дня назад? Неделю?

– Бэзил, прости ради Христа, но не могли мы прийти раньше! Все слышали, но этот гребаный дом… он же огромный, где, кого искать? Клянусь, чем хочешь, мамой, женой, детьми клянусь, нельзя было ничего сделать! Эта мразь, Бек, он бы тебя сразу кончил, как только мы бы вошли. Ну что мне сказать, что сделать, чтобы ты поверил?!

– Давно я здесь? – прохрипел Василий. Горло, губы, язык, еще недавно такие послушные. Они словно заново учились разговаривать.

– Неделю. Врачи только сегодня разрешили тебя навестить.

– Чем все закончилось?

– Взяли Бекимбаева. Эглитис погиб. Он и был вашим информатором? Жалко мужика, прими наши соболезнования. Да, также арестованы брат «Пана» и тот коп, что ему стучал. Еще семеро из того дома сидят по камерам, но это мелочь, шестерки, как у вас говорят. А эти трое поют, сдают всех и все. Пока, правда, Бек в госпитале, пулю схлопотал, но жить будет. До суда, а там как бог и судья положат. Ну и мы, в силу своих возможностей. Прощать нападение на полицейских в нашей стране не принято. И неважно, что это русские полицейские.

– Так что там с нашими милиционерами было?

– Все как ты и предполагал. Переводчик стукнул брату, тот «Пану», а тот, опять же через брата, обратился к профессиональному киллеру. Некто «Шакал», видимо, Форсайта начитался, ублюдок. И работал похоже – с клиентами лично никогда не общался, никто о нем ничего не знал, деньги через багажные ячейки брал. Пару раз клиенты пытались его установить, но без толку. Только сами под его пули подставились. А в этот раз у него времени на подготовку почти и не было, вот и ошибся с бомбой, она взорвалась, пока «Шакал» был в номере. Не сразу разобрались, потому что он был одет так же как ты, а лицо взрывом в клочья разметало.

– «Пан» – это Григорян? Что с ним? – голос понемногу окреп.

– Скрылся. Сам скрылся и сообщников с собой увел. Горелика и Нефедова. Только эти двое недавно спокойно домой возвратились. И предъявить им нечего, представляешь! Да, были в том доме, да, слышали крики, но помочь не могли – их самих на прицеле держали. Григорян? Да, выскочил, увел их, так со страху сбежали, а сейчас одумались и готовы сотрудничать со следствием, все, что знают – рассказывают, но чтобы преступления совершать? Да ни за что! Они люди законопослушные и любую помощь закону всегда оказать готовы. Не придерешься, одним словом. Ну и ладно, свидетели он действительно ценные.

В этот момент в палату буквально ворвался Лисицын, такой же бледный и осунувшийся, как и Кончак.

– Вася, ты как? А, Гордон, привет, – он перешел на английский.

– Здорово, Алекс, – ответил американец.

– Мужики, а вы давно знакомы? – задал логичный вопрос Щербатов.

Его собеседники недоуменно переглянулись, растеряно улыбнулись, а потом просто рассмеялись. Искренне, от души, как не смеялись с того самого дня, когда Щербатов попал в гости к Беку.

Волнение и профессионализм сыграли с ними веселую шутку – они долго работали друг против друга, изучали друг друга, видели фотографии друг друга чаще, чем фотографии собственных родителей. В этой драке они сроднились, как роднятся боксеры, мечтающие порвать друг друга на ринге, но не видящие причин для личной ненависти вне боя.

Сейчас три опера просто болтали. О женах, о поездках на море, об охоте, которая, как оказалось, была их общей страстью.

Щербатов приглашал своих гостей в тверские леса, соблазняя огромными лосями, уверяя, что нет в мире охоты, хотя бы немного похожей на глухариную.

Потом майор посерьезнел.

– Значит, Шакал, говоришь?

– Да, установили субчика. Нашли родимого. Бывший пехотинец, отслужил один контракт, продлевать не стал. Был повернут на стрельбе, побеждал в соревнованиях. Жил один, часто уезжал, теперь, слава богу, никуда не поедет.

– Это вы о чем сейчас? – поинтересовался Лисицын.