Книга Тишина моих слов - Ава Рид
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Это комната Ханны! Там кошачий туалет для Мо!
Она исчезает в следующей комнате и, поскольку так и не выходит оттуда, я исхожу из того, что она нашла свою. Сара уже заняла помещение по соседству.
Я трогаюсь с места и, таща за собой чемодан, вхожу к себе. На душе у меня кошки скребут.
Кровать, письменный стол, маленький шкаф, окно. Белые стены, видавший лучшие времена светлый ламинат. Комнатка маленькая, но уютная. В углу стоит туалет Мо. Рядом с кроватью две большие коробки. Мимолетно проскальзывает мысль о родителях. С тех пор как я их видела, прошло несколько недель. Несколько недель, с тех пор как они отослали меня из дома.
Оставив чемодан, я с письмом в руках выхожу и рядом со своей комнатой обнаруживаю ванную.
Осматриваюсь в общей гостиной. Посередине стоит диван, уже продавленный и давно не ярко-синий. Пестрый ковер сюда совсем не подходит.
В углу нахожу кошачий корм для Мо.
Я слышу, как Лина и Сара достают и раскладывают вещи. Мо сидит в шкафу у Лины. Я это знаю, потому что она, ругаясь на чем свет стоит, пытается вытащить его оттуда. Опускаю взгляд на письмо и вскрываю конверт. Белый лист нелинованной бумаги, красивый размашистый почерк.
Письмо от директора школы. Об этом говорят печать и его имя. Бенедикт. Он представился Беном. Я снова и снова читаю одну и ту же строчку: «Зайди, пожалуйста, в шестнадцать часов в мой кабинет».
Иногда вещи разбиваются. Они распадаются на бесчисленные части и становятся пазлом. Если найти все, их можно опять сложить вместе. Но может случиться, что некоторые фрагменты утрачены навсегда, что ничего не получится. Что пазл останется несобранным.
Леви
У НЕКОТОРЫХ ГРУЗ ТЯЖЕЛЕЕ,
ЧЕМ У ДРУГИХ
Мы опять в «Святой Анне», но мысли у меня давно уже крутятся не вокруг моего будущего или следующего дня. Нет, они крутятся вокруг того, что сказала Пиа. В лагере она была не разъярена, нет, она была раздражена, и поэтому у нее вырвались странные фразы и намеки, которых никто не понимает.
– Помнишь, я говорила, что у каждого здесь свои проблемы? Почему бы тебе хоть раз не прислушаться к моим словам? Леви, зачем ты это делаешь? Чем это может кончиться? – сказала она.
А я стоял с тысячей вопросительных знаков над головой и все громче спрашивал, что, черт побери, Пиа хочет сказать и в чем она видит проблему. Она мне ничего не выдала. Так, словно швырнула передо мной на землю десятки чертовых элементов какого-то пазла и сказала, уходя: «Собирай с удовольствием!»
С тех пор я никак не разберусь со своими мыслями. Пиа тревожится и не говорит почему. Какого черта она заставляет меня так психовать, если потом ничего не рассказывает?
Ломая голову, я мечусь по комнате, как тигр в клетке, и размышляю. Ладно, вот факты: груз Ханны, похоже, огромен. Это тревожит Пиу. Ханне семнадцать, она несколько месяцев не разговаривает, у нее есть кот, родители еще вместе, но она потеряла сестру-близнеца, она пишет ей письма, случился пожар, и… Я останавливаюсь.
На пути к старому ноутбуку чуть не запутываюсь в собственных ногах. Гугл открывается, и я словно в тумане печатаю слова «пожар», «огонь», «сестра-близнец» и «Гессен». Пробегаю глазами результаты поиска. Передо мной выскакивает одно сообщение за другим, а потом я спотыкаюсь о пять простых букв.
Ханна.
«Пожар разрушает семью»
«Одна из сестер-близняшек сгорает, виной тому – другая»
«Трагический пожар убивает ребенка»
Такое множество статей, такое множество сообщений. Я читаю их и не хочу верить ни единому.
Ханна
ИНОГДА МЫ ВСТАЕМ
НА ПУТИ У САМИХ СЕБЯ
Слишком поздно. Даже выйди я намного загодя, вовремя мне не прийти, не знаю почему. В этот раз причиной могло послужить то, что «Святая Анна» – настоящий лабиринт, и я дважды совершенно заблудилась на огромной территории. Наши комнаты расположены во флигелях, директор сидит в главном корпусе. Наконец я нашла план здания и двух учеников, которые объяснили мне, как пройти, после того как я показала им письмо.
И все же на пять минут я опоздала.
У меня потеют руки, я вытираю их о джинсы и три раза изо всех сил стучу в деревянную дверь.
– Входите, – раздается низкий приветливый голос, который я уже слышала в первый день. В тот день, когда поехала в лагерь. Робко нажав на ручку и толкнув дверь, вхожу.
Уютная, светлая комната, высокие потолки, старый пол. В центре стоит широкий письменный стол, в стене за ним гигантское окно. Между дверью и столом три красивых старых кожаных кресла.
– А, Ханна, ведь так? Входи, садись, пожалуйста. Пить хочешь?
Директор приветлив, выйдя мне навстречу, проводит меня к креслам.
– Спасибо, что пришла. Я хотел кое-что с тобой обсудить.
Он внимательно и с интересом изучает меня, взгляд кажется доброжелательным. Одет просто, никакого костюма или чего-то официального. Он не похож на директора и все-таки внушает уважение. Сидя в кресле, заламываю руки. Не то чтобы я чувствую себя не в своей тарелке, просто не знаю, зачем я здесь, и это заставляет меня нервничать.
– Меня зовут Бенедикт или просто Бен. До лагеря мы уже имели возможность поздороваться на ходу, – по его лицу проскальзывает едва уловимая приветливая улыбка. – Надеюсь, тебе там хоть немного понравилось.
Забросив ногу на ногу, он складывает руки на коленях. Взгляд его по-прежнему сосредоточен на мне.
– Тебе наверняка интересно, зачем я тебя позвал. Не хочу, чтобы ты сейчас сломала себе пальцы, поэтому сразу предупреждаю, что ничего страшного нет, – он показывает на мои руки с выступающими побелевшими костяшками. Я быстро прячу их.
– Заезжали твои родители и привезли кое-какие личные вещи. Они собирались, когда лагерь закроется, забрать Мо. Я всего лишь хотел лично сообщить тебе, что сумел убедить твоих родителей не делать этого.
Мои глаза расширяются сами собой, а сердцебиение учащается до предела. Мо разрешают остаться.
– С этой минуты Мо считается официальным гостем «Святой Анны», хотя я рассматриваю его, скорее, как наш талисман. Кто знает, возможно, он им и станет. Тебе предоставят все необходимое по уходу за ним. С твоими родителями все согласовано. Кроме того, я вижу в этом шаг навстречу. Здесь нет ничего, с чем бы вы не могли прийти ко мне. И если ты когда-нибудь захочешь и сможешь, пожалуйста, называй меня Беном, – он наклоняется ко мне. Голос у него не строгий, но решительный. Он смотрит мне прямо в глаза так, будто мне нужно понять еще кучу всего, о чем он скажет. Но нет. Внезапно улыбнувшись, он опять откидывается на спинку кресла.