Книга Тайна двух лун - Ксения Грациани

Он догнал её, когда она уже пробиралась сквозь частые заросли древнего леса обратно к посёлку.

– Опять убегаешь? Тебя не поймать, – сказал он, улыбнувшись открыто, как делал всегда. С волос стекала вода, капли блестели на смуглой груди с татуировкой дорея.

– Ты разве не будешь есть? – спросила Аламеда, невольно ускоряя шаг, словно пытаясь убежать от него.

– После. Дам другим пообедать и перехвачу, что останется.

– А если не останется? – несмело улыбнулась Аламеда.

– Тогда тебе придётся нести ещё, – засмеялся Арэнк. – Они и это съедят. Никто так не готовит побеги папоротника, как ты – есть не переесть.

Аламеде показалось, что она слышит Роутэга, теми же словами он хвалил своё любимое блюдо – рахисы папоротника с печёной рыбой. Улыбка снова исчезла с её лица.

– Пойдём к озеру, – вдруг сказал Арэнк, когда она завернула на тропу, ведущую к поселку, – я хочу показать тебе кое-что.

Тут она заметила в его руках знакомый свёрток, тот самый, что однажды нашла Муна в хижине на дереве.

– Мне? – неуверенно переспросила Аламеда, и странное предчувствие шевельнулось внутри.

– Я хочу, чтобы мы узнали друг друга получше. Строительство лодки так поглотило меня, что даже не оставило времени на простой разговор.

В молчании они дошли до Голубой Чаши. Аламеда всю дорогу смотрела себе под ноги, на мягкий травянистый ковёр, и не знала, что ждать от предстоящего разговора. Искренность Арэнка, его прямизна сбивали её с толку.

Он усадил Аламеду на прибрежные камни, в густой тени Опахалового стебля.

– Я знал, что ты придёшь сегодня, и специально прихватил с собой это, – он положил на камень между ними свой свёрток. Аламеда помнила, что было в нём, но виду не подала. – Здесь вся моя жизнь, весь я, всё самое дорогое, что осталось от моих корней.

Арэнк развернул свёрток и достал ножны. Только теперь Аламеда заметила – каждое из трёх отделений отличалось друг от друга по форме и размеру.

– Подарок отца на день моего посвящения в мужчины. Эти древние кинжалы передавались в нашей семье из поколения в поколение. Их изготовили в те времена, когда в Лакосе ещё жили говорящие с духами. В это оружие вложена настоящая колдовская сила. Возьми один из них, ты должна почувствовать её, – с этими словами Арэнк потянул за центральную рукоятку – тот самый кинжал, который доставала Муна.

Аламеда приняла его, в её узкой ладони клинок казался огромным. Гладкая сталь блеснула под солнечными лучами, сквозившими в прорехи меж широких листьев. В этом блике почудилось, будто высеченный на рукояти дорей взмахнул крыльями. Но самым странным оказалось другое… Едва холодное лезвие коснулось кожи, Аламеда вдруг почувствовала, что оружие изучает её – словно выискивает в ней слабое место. Вздрогнув, она поспешила передать его хозяину.

– Мне почудилось, будто по всему телу кончик клинка прошёлся, но не ранил, – сказала Аламеда, до сих пор ощущая мурашки на коже от невидимого, но острого прикосновения.

– Значит, правду говорят предания, – кивнул с улыбкой Арэнк, – кинжал способен отыскивать слабое место противника. Я и сам заметил это, когда приходилось обороняться им от водных чудовищ. Что ни удар – то смертельный. Он зовётся Большая Игла. Нет на свете более острого кинжала, способного на лету рассечь насекомое или войти, как в мягкую глину, в самый твёрдый камень. Отец говорил, что его выковали в древности, во времена войн между высшими и низшими племенами. Теперь только чудовища Лакоса – достойные ему противники. А что скажешь мне об этом? – спросил Арэнк, убрав в ножны Большую Иглу и достав второй кинжал – с раздвоенным, словно язык змеи, острием, его сталь была сплошь покрыта радужными разводами.

Аламеда взяла клинок в руки, и в тот же миг её словно обдало пьянящим дыханием тёмной чащи. В ушах зазвучали шаманские песни и древние заклинания. Видно, когда-то лесные колдуны заговорили его.

– Я чувствую в нём силу земли и деревьев, – сказала она Арэнку. – Опасную силу.

– Правильно, – кивнул он, с восхищением глядя на неё. – Это Травник. Отец говорил, его сталь закалена соком ядовитых трав, когда-то росших в самых непроходимых лесах Лакоса. Оставляемые им раны отравляют плоть противника. Я никогда не использовал его, но знаю – не поздоровится тому чудовищу, в тело которого вонзится раздвоенное лезвие.

– Ты готовишься к такой встрече? – спросила Аламеда.

– Рано или поздно нам придётся покинуть безопасный холм и снова пуститься в плавание, – сказал Арэнк с холодной уверенностью во взгляде. – Оно готовит немало опасностей, и третий кинжал особенно хорош для борьбы с ними.

В ладонь Аламеды лёг ещё один клинок, тонкий и семизубый, как рыбья кость. Да и сделан он был не из стали…

– Это же горбуний плавник, – вдруг догадалась она, вспомнив опасных рыб, из-за которых приходилось подолгу чинить рыболовные сети во время путешествия на плавучем острове. Я чувствую в нём силу Большой Воды, всю мощь необъятного океана, опасность хищников.

– Я удивлён, ты читаешь оружие как по написанному, – воскликнул Арэнк. – Этот кинжал так и зовётся – Рыбий Хребет. Его изготовил последний из колдунов племени Чёрного Дорея, мудрый и воинственный Кэху, в те времена, когда в Лакосе появились первые чудовища. Он вложил в него силу одного подводного хищника – горбуна, чтобы противостоять другим.

Аламеда сжала в ладони ребристую рукоять. Тронула пальцем каждый из семи зубьев – острые, как наконечники стрел.

– Таким только чудовищ и потрошить, – сказала она содрогнувшись и отдала кинжал Арэнку.

– Боюсь, в скором времени этим мы и займёмся… – ответил он закрывая ножны. – Но знаешь, что самое замечательное в трёх кинжалах? Даже если метнуть их в противника, они всегда вернутся в руку обладателя. Подарив мне эти клинки, отец передал с ними и право хранителя. Теперь они слушаются только меня. В тот день он также дал мне вот это, – Арэнк достал из свёртка красную, расшитую клыками и зубами животных тряпицу и повязал ею лоб. – Головной убор вожака племени Чёрного Дорея. Отец готовил меня к предводительству, хотя знал, что его народ обречён. Он никогда не переставал верить в Водные Врата и, умирая, заклял своего единственного сына найти их, не дать погибнуть нашему роду, спасти тех, кто выживет… Но не спасся никто, кроме меня… Я не смог исполнить его просьбу и оправдать возложенных надежд, но всё же поклялся себе, что найду Водные Врата.

– Как погибло твоё племя? – спросила Аламеда. Она почувствовала в словах Арэнка так хорошо знакомую ей горечь утраты.

– Как и все остальные племена Лакоса… Буря, которую устроил Мокрун, в сравнение не идёт с той, что обрушилась на мою землю в день смерти родителей и всего нашего народа, – Арэнк усталым движением снял со лба повязку вожака. – Я проснулся ночью по голову в воде. Вынырнул, в страхе хватая ртом воздух. Стояла кромешная тьма, только крики людей и шум стихии смешались в один неразборчивый гвалт. Вероятно, огромная волна обрушилась на остров, пока все спали. Я вслепую хватался за обломки хижин и лодок, плыл на голоса людей, но наступающая вода вновь отбрасывала меня. Внезапно я услышал крик отца. «Арэнк, Арэнк!» – звал он, откашливаясь от воды, которая то и дело заполняла ему рот. Следующая волна буквально бросила меня на него. Отец держался за стену хижины, выглядывающую из океанской пены… моей хижины… В руках у него был туго перетянутый свёрток, он самый, – с этими словами Арэнк прижал его к груди. – «Отыщи Водные Врата. Спасись сам и не дай погибнуть нашему народу», – успел сказать мне отец, перед тем как очередной удар стихии не разделил нас навсегда.