Книга Закулисье Февраля. Масоны, заговорщики, революционеры - Константин Писаренко

Агитационный нажим на рядовой состав столичного гарнизона! Вот что выведет из равновесия солдатский строй. Обе силы встретятся прямо в центре Петрограда. Рабочие двинутся с окраин на Невский проспект, на что власть отреагирует по шаблону: солдатскими заслонами. Пересечение одних с другими неминуемо, и диалог между ними непременно начнется. Если в итоге монархия рискнет разогнать народ расстрелами, тем лучше. Процесс обработки серых шинелей тогда ускорится. Так или иначе, армейцы не выдержат и обратят штыки против генералов и правительства, примкнув к митингующим рабочим. Сообща они потребуют республику, после чего падение династии окажется неизбежным…

Кому по плечу укротить восставших военных, превратив их в опору нового режима? Разумеется, военному, авторитетному военному, каковым и являлся А.А. Маниковский. А утвердит его в должности временного или постоянного главы государства представительный орган империи, Государственная Дума. Такую диспозицию рассчитал наш герой в преддверии кульминационных событий. Видел ли он в ней самое слабое звено – предубеждение коллег по парламенту против формального провозглашения республики? Скорее всего, видел. Однако из двух зол – делать что-либо или ничего не делать – приходилось выбирать наименьшее. Некрасов и выбрал… действие.

22 февраля 1917 года по распоряжению администрации закрылся Путиловский завод. На улицу выбросили сразу около тридцати тысяч человек. Локаут спровоцировали несколько дней споров между рабочими и дирекцией о размере зарплаты. Возмущенные мастеровые тут же учредили стачком и отправили делегатов к думским депутатам Керенскому и Чхеидзе. Судя по воспоминаниям В.М. Зензинова, путиловцам требовались указания. Недаром они настойчиво твердили «о серьезности создавшегося положения» и сложении с себя ответственности за будущие эксцессы. Несомненно, движение возникло стихийно. Рабочие, настроившись на длительную забастовку, желали получить поддержку от своих собратьев, а от политиков – надлежащие инструкции. На горизонте замаячила перспектива по-настоящему всеобщей стачки.

Общение рабочих с «депутатом Керенским» состоялось в семь часов вечера. Александр Федорович пообещал донести чаяния делегатов до всей Госдумы, и на другой день в шестом часу вечера обещание исполнил. Впрочем, страстные речи в Таврическом дворце забастовку на предприятиях за Нарвской заставой не отменили. Путиловцы, так и не обретя координирующее ядро, самостоятельно принялись «снимать» рабочие коллективы с близлежащих фабрик… Между тем в северной части столицы, на Выборгской стороне, наблюдалась иная картина. Женщины, главным образом ткачихи, покидали цеха и выходили на демонстрации под лозунгами: «Хлеба!», «Долой войну!» и… «На Невский!» По признанию А.Г. Шляпникова, работницы озвучивали идеи, внушенные местными активистами большевиков. Довольно быстро возникали смешанные толпы разного пола, которые устремлялись к мостам через Неву, чтобы проникнуть в центр. Кордоны полиции, как могли, пресекали попытки перейти реку. Но лед мешал им в этом, почему люди поодиночке и мелкими группами перебирались на левый берег, где до вечера митинговали, преодолевая сопротивление стражей порядка.

Пока Керенский выступал с думской трибуны, новость о прорывах выборгцев достигла Нарвской заставы, пролетариат которой тщетно ожидал от своих представителей ответа на вопрос, что же делать. И вот он услышал о достойном подражания примере и последовал ему. Теперь уже Невский атаковали и с севера, из-за Невы, и с юго-запада, из промышленных предместий, увлекая за собой собратьев по классу и сочувствующих из прочих сословий. Важная особенность первого дня протеста: защищала от народа сердце города пока лишь полиция и конные отряды, в основном, казачьи. Оттого быстрый численный рост демонстрантов имел огромное значение. Массовость движения вынуждала рано или поздно вывести на мороз и запасные батальоны полевых полков.

Власть явно не понимала смысл происходящего, ибо первые заградительные ряды из пехоты на улицах и у мостов Петрограда появились уже днем 24 февраля. К великой радости рабочих трибунов, безуспешно дежуривших у полковых казарм с утра того дня в надежде проникнуть внутрь для беседы с солдатами. 25 февраля вывод армии на Невский и прилегающие площади стал массированным, что в разы облегчало рабочим и партийным вожакам процесс агитации. Вечером собственную лепту в разложение войск внес и Николай II, предписав командующему петроградским округом «завтра же прекратить в столице беспорядки». 26 февраля во исполнение высочайшего повеления солдаты открыли огонь по людям. Утром 27 февраля волынцы, литовцы, преображенцы, а за ними и все полки гарнизона взбунтовались…

Примечательно, что хотя большевики и позвали рабочих с Выборгской стороны на Невский проспект, придумали исторический клич вовсе не они. Иначе бы не возник тот странный казус, который наблюдался поутру 23 февраля на Выборгской стороне. Местный райком большевиков во главе с рабочим И.Д. Чугуриным (представлявшим район в Петербургском комитете РСДРП(б) накануне постановил забастовку не начинать, а провести на фабриках митинги, посвященные Международному женскому дню. Однако она началась, о чем райкомовцы – те же обычные рабочие, делегированные в комитет родными коллективами – узнавали случайно от друзей и коллег на дому или по прибытии на предприятия. Второпях, в течение дня они связывались друг с другом и пытались как-то подстроиться под вроде бы стихийный народный подъем. Лишь поздним вечером на общем собрании членов райкома, горкома и Бюро ЦК партийцы сумели сформулировать новую повестку дня: всеобщая стачка, агитация среди солдат, демонстрации на Невском проспекте. От ЦК на заседание пришел П.А. Залуцкий. Можно не сомневаться, именно он и проинформировал младших товарищей о неожиданном отказе от прежнего курса на постепенную подготовку всеобщей забастовки 1 мая 1917 года.

Стоит обратить внимание на мемуары А.Г. Шляпникова, одного из трех членов русского Бюро ЦК в Петрограде (третий – В.М. Молотов). Для него, в отличие от лидеров выборгских рабочих, забастовка и лозунг «На Невский!» сюрпризом не являлись. Более того, автор подчеркивает, что и лозунг, и стачка – инициатива «наша», то есть большевиков. Но если большевики Выборгской стороны с коллегами из других районов о том понятия не имели, то выходит, идея о манифестациях и братании с солдатами принадлежала не низам, а верхам партии. Ее выдвинул триумвират Бюро ЦК. Причем внезапно, в ночь на 23-е, и в крайней спешке, еще до рассвета, принялся за реализацию. Создается впечатление, что трио дорожило каждым часом, раз предпочло пренебречь предварительным обсуждением замысла на уровне города и особенно района… Выборгского.

А почему спешило, догадаться несложно. Бюро предупредили о визитах рабочих с Путиловского к Керенскому и Чхеидзе. Это – во-первых. Во-вторых, товарищи Шляпников, Молотов и Залуцкий вдруг осознали, насколько взрывоопасная ситуация образовалась внутри солдатской массы петроградского гарнизона. В-третьих, они помнили, что 23-е – женский «праздник», которым нельзя не воспользоваться, учитывая рост хлебных «хвостов». Наконец, им так же внезапно открылись глаза на заманчивые перспективы солдатского бунта. А кто из большевиков не мечтал о настоящей республике, пусть и буржуазной, на первых порах? Правда, надлежало либо действовать сейчас, немедленно, либо не предпринимать ничего, строго придерживаясь ранее одобренной резолюции о нейтралитете.