Книга Моя тропа. Очерки о природе - Дмитрий Житенёв

В тот майский день шла низовка, и ветер волочил по склонам рваные серые комья облаков. Моросил дождь, и погода была совсем не майская. По тропе над Кыгинским заливом я шёл, закутавшись в зелёный плащ-дождевик. Около тропы я поднял взъерошенного какого-то рябчика, который, словно угорелый, умчался от меня в глубину березняка, то и дело задевая за ветки крыльями.

Я приготовился увидеть на солонце маралов, но то, что они появились сразу неподалёку от меня, было полной неожиданностью.

Как только я вышел к солонцу, от него шарахнулись и побежали сразу несколько оленей. Я не успел сосчитать, сколько их там было, потому что поскользнулся на мокром склоне и чуть не укатился под обрыв. Я только увидел, как они метнулись от солонца.

Пока я поднимался, зверей и след простыл.

Зато в следующее мгновение на склоне чуть пониже меня из-за кустов появился красавец маpал. Ах, какие у него были рога! Какие панты! До него было метров тридцать, не больше, и он шёл прямо через поляну, укрытую прошлогодней сухой травой.

Всё, что могла дать оленю природа, было и у этого марала. Величавость не позволяла ему так просто умчаться – видно, это был старый и мощный зверь, который, пожалуй, не побоялся бы схватиться с крупным хищником. Эта величавость подчёркивалась и тем, что марал находился в состоянии полной готовности умчаться, как только окажется ясно, откуда грозит опасность. Он шёл подтянутый, словно офицер на параде, и не мог никак понять, откуда грозит ему опасность. Уши его, два огромных мохнатых звукоуловителя, работали из стороны в сторону.

Я свистнул – марал словно содрогнулся, но не умчался, а лишь пошёл быстрее. Я свистнул ещё раз и зверь, уловив, откуда идёт этот свист, махнул в мою сторону головой и легко унёс своё могучее тело и могучие рога за соседние кедры.

Медведь сомневается

Случилось всё, когда я менял плёнку в фотоаппарате, а Виктор стоял рядом и смотрел, как я это делаю. Тамара тоже смотрела на нас. Потом я уронил плёнку на землю, в мох, и Виктор сказал громко: «Кассета раскроется!»

Я думаю, что медведь уже нас видел, когда мы остановились, чтобы сменить плёнку, и наблюдал за нами. Но после громких викторовых слов он пошёл на махах в гору. Ему, конечно, было удобно наблюдать за нами, потому что там, где он сидел, тропа после крутого подъёма переходила в ровную площадку (это мы уже потом выяснили). Теперь-то я понимаю, что он слышал, как мы тихо шагали по тропе к Аю-колю, но почему-то ждал нас и не уходил.

А потом мы остановились сменить плёнку и затихли. Я и Виктор стояли, а Тамара села в мох и отдыхала.

Медведю стало интересно, куда это мы пропали, и он подошёл к краю площадки, выглянул оттуда и смотрел на нас. До него было не больше пятнадцати метров.

После того как Виктор сказал, что кассета может раскрыться, медведь на махах пошёл в гору. От ровной площадки, где сидел медведь, тропа уходила вправо и поворачивала к скале, которая была перед нами. Медведь стал под ней и смотрел сверху вниз.

Он был большой, этот медведь. Он стоял от нас метрах в тридцати под скалой в тени, и поэтому шерсть его не светилась, как это бывает, когда зверь стоит на солнце. И глаз его тоже не было видно. Но нос! Нос вертелся во все стороны голым чёрным зверьком на конце морды медведя. Ноздри открывались и закрывались – медведь нюхал воздух. Но ветер тёк от него к нам, и зверь не понимал, кто мы.

Я подумал: «А какие же мы? Какими видит нас медведь?»

Когда он ушёл, я сказал Виктору и Тамаре, чтобы они остались на месте, а сам пошёл туда, где только что стоял медведь. Оттуда я увидел две маленькие фигуры, по пояс закрытые кустами. Они были малы ещё и потому, что я смотрел на них сверху. И медведь тоже смотрел на нас сверху, и мы тоже казались ему маленькими. И всё-таки он уступил нам дорогу.

Я подозреваю, что медведь даже не разобрался, кто мы есть. И всё-таки ушёл. Hа всякий случай.

На лодке по озеру

Мы вырываемся из Камги на буксире у маленькой лодочки, которую ведёт Áтук Козагáчев. Вместе с Анатолием Пыжáнкиным он едет в южный конец озера рыбачить.

Ещё в Камгинском заливе мы почувствовали, что задула низовка – обычный ветер с севера. Наверное, принесёт сегодня снег.

Проходим мыс Айрáн. В высокую воду, летом, он отделён от берега не очень глубокой полоской воды и торчит из озера маленьким каменным островком. На нём растут чахлые сосны. Эти сосны оплели корнями камни и цепляются за каждую трещинку.

Сразу за Айраном снегом встречает нас низовка. Волны бьют в правый борт и заливают наши лодки. Верёвка, соединяющая их, то натягивается струной, то шлёпает по воде. На буксире идти уже опасно. Отцепляемся и ставим парус…

По Телецкому озеру на буксире.

Ветер в спину! Как хорошо! Теперь впереди сорок пять километров на юг от мыса Айран до самого Кырсая.

Ветер в спину! Свистит низовка и несёт над чёрной водой белую круговерть весеннего снегопада.

Я сижу на корме нашей маленькой лодки и держу рулевое весло. Николай Двоеглазов, мой спутник, укрывшись брезентом, белой горкой скрючился на дне. Он весь залеплен мокрым снегом.

Впереди снег!

Парус у нас небольшой, но ветер крепкий и тянет нас прилично. Валы то и дело обгоняют лодку. Я всё время слышу за своей спиной нарастающее шипение. Это белый гребень вала нависает надо мной и мне кажется, что он вот-вот накроет меня, а вода хлынет в лодку, смоет с Николая снег, и мы не успеем отчерпать её. А вода в Телецком озере холодна – не продержишься и пяти минут.

Но нет! Вал догоняет лодку, мягко толкает её в скошенную корму, поднимает и с шипением проходит вдоль низких бортов. И лодка чуть замедляет ход – ей не под силу одолеть почти двухметровый вал. Но зато, когда вал не может обогнать наше судёнышко, лодка, словно сани с горы, устремляется в провал между валами и рассекает носом воду, как торпедный катер.

Монотонно шумит вода за бортом, шипят гребни волн, и свистит ветер, дёргая парус и мачту.

Почему-то в таком разгуле стихии хочется орать или петь что-нибудь громовым голосом. Может быть, потому, что хочется показать, кто ты такой в этом пространстве между небом, горами и водой.

И я ору, пою, до хрипоты ссаживаю голос, сжимая весло залубеневшими пальцами.

Лето

Суу-тарт-та

Речка Ташту была какого-то глиняного цвета – значит, вверху случился обвал или прошёл оползень, а вода вымывает глину из него и несёт в долину.