Книга Энигма-вариации - Андре Асиман

И как только ты это произносишь, я с неколебимой уверенностью понимаю, что эти несколько минут, которые мы будем шагать, держась за руки, вдвоем, — они, даже во сне, гораздо реальнее и прекраснее всего, что я знал в этой жизни, и если я назову то, что со мной было все эти годы, «жизнью», то солгу. Счастье, явившееся в этом сне, осталось со мной на весь день.

Одно я решил твердо. В следующий раз, увидев тебя, я сделаю в точности то, что сделал во сне. Дотронусь до твоей щеки — либо на корте, либо в павильоне, либо в раздевалке, но это случится обязательно. Иначе-Иначе — что? Застрелюсь? Что, честно? Но при нашей встрече после этого сна ничего из задуманного мне не удалось. Ты опять казался холодным, как будто подглядел мой сон и так напугался, что решил держать меня на расстоянии. Интересно, может, во вселенной сновидений сны умеют летать и опускаться на других сновидцев, устраивать тайные сходки в темных аллеях наших ночей, оставлять друг другу зашифрованные послания — и ведь именно этого мы, наверное, от них и хотим в тех случаях, когда самим нам не хватает духу высказаться напрямую. Сны задерживаются

на лице, в улыбке, в голос проникает тембр желания, которое мы не потрудились скрыть во сне. Мне очень хотелось, чтобы ты взглянул на меня повнимательнее и спросил: «Ты этой ночью видел меня во сне, да?»

Когда я вновь увидел тебя на следующее утро, элемент неожиданности, который мог бы оправдать это внезапное проявление приязни, разбился о твою тут же прозвучавшую жалобу на плохое содержание кортов. Потом, в четверг, ты вообще не появился. Пришлось ждать целую вечность, до понедельника. И все же радость от случайной встречи с тобой во сне не изнашивалась, да и скрыть ее я не мог; ею окрашивался каждый час моего дня, и в результате у меня развился страх не того, что ты окажешься не тем человеком, который встретился мне во сне, а того, что радость, родившаяся в этом сне, когда ты взял меня за руку и сказал: «Давай пройдемся вместе», — постепенно и безвозвратно испарится, без предупреждения, так, что я этого даже не пойму. Как ее удержать, не отпустить...

В пятницу, около полудня, я решил сходить на корт. День для начала весны был необычайно теплый, мне хотелось оставить в прошлом все, что случилось за этот день, и порадоваться погоде. В шкафчике у меня лежала запасная форма, идти домой переодеваться нужды не было. Только я вошел в павильон — и тут ты, Манфред. Было три часа дня, в это время я почти никогда не хожу играть, и ты, как выяснилось, тоже. Ты рано освободился в школе и корт себе не зарезервировал. Ты спросил нас с Харланом, не согласимся ли мы сыграть в парах, если ты найдешь четвертого. Четвертого найти несложно, заметил я. И надо же так случиться, что ты заприметил пожилого джентльмена, который когда-то попросился сыграть с тобой, а с тех пор ни разу не рискнул повторить свою просьбу. Он согласился моментально и бросился в раздевалку за своей ракеткой. Было совершенно ясно, что ты терпеть не можешь кого-то о чем-то просить. Ты так смущенно и нервно обратился ко мне с просьбой поиграть, что, дабы тебя успокоить, а может, и потому, что спрашивал ты в присутствии Харлана, я ничего не придумал, кроме как протянуть руку, положить ладонь тебе на щеку и сказать, что, разумеется, конечно же, да. Ты не отпрянул, но и ко мне не потянулся. Однако ты улыбнулся, и я улыбнулся тоже. Мы не произнесли ни слова.

— Меня это очень радует, — сказал я в конце концов. — Мы же никогда раньше вместе не играли.

— Знаю, — сказал ты. — Меня тоже.

Ни ты, ни я до конца не поняли, о чем говорит другой, но, как и во сне, словам этим можно было придать бесконечное число смыслов; ну и прекрасно, потому что нам нравилось думать, что у них несколько значений, одно очевидное, другое не столь очевидное, третье — подразумевающееся, но неуловимое для нас обоих, потому что каждое из этих значений так плотно переплелось с другими, что все три в итоге стали значить одно и то же.

— А потом можем сходить чего-нибудь выпить, — предложил я. Может, я и торопил события.

— А, ты об этом, — сказал ты, как бы пытаясь показать: ты не забыл, что смутное упоминание про «выпить» однажды уже прозвучало, и ты это помнишь. На миг мне показалось, что ты сейчас обратишь в шутку либо само мое предложение, либо заложенный в него смысл. Твой откровенный сарказм меня удивил. Ты хочешь поставить меня в неловкое положение, прежде чем отказать?

— Только я угощаю, — сказал ты.

После тенниса мы зашли в бар на Коламбус-авеню. Четверть пятого, солнце светит вовсю, мы сидим в мокрой спортивной форме в кафе, на тротуаре. Голые коленки соприкасаются, ни ты, ни я не меняем позы. Можно поболтать о пустяках. Но я — старше, я сразу перехожу к сути.

— Расскажи про своего партнера, — говорю я.

Из того, как ты реагируешь на мои слова, я вижу, что ты хочешь сделать вид, будто они для тебя полная неожиданность, но потом передумываешь. Сейчас не время для уклончивости, карты выложены на стол.

— Да нечего рассказывать.

— Нечего?

— Мы вместе со студенческих времен.

— Но?

— Да никаких но. Я знаю, ты, скорее всего, не это хотел услышать.

— Так ты знаешь. Я имею в виду про меня.

— Не уверен. Но, думаю, да.

— Как деликатно ты это высказал.

— И?

— И ничего. Я про тебя думаю. — А потом ты добавил: — На самом деле, очень много.

Я понял: первую настоящую карту на стол выложил ты. Меня это восхитило. А моя была всего лишь джокером.

Я опустил правую руку под подлокотник кресла и схватил твою левую, которая тоже свисала ниже подлокотника. Ты этого не ожидал, и я почувствовал, что какой-то частью души воспротивился. Но отпускать я не хотел, не сейчас.

— Я тоже живу не один, — сказал я. — Но все, что ты сказал, я мог бы повторить.

— Так повтори.

Вот как ты отбиваешься — в голосе что-то ехидное, язвительное. Так и надо. Ладонь твоя расслабляется и даже обхватывает мою. Как же я рад, что не сдался.

— Мы вместе уже почти год, — говорю я, — но думаю я всегда о тебе — даже когда мы занимаемся любовью. — Теперь меня уже не остановишь. — Особенно когда мы занимаемся любовью.

— И?

Я молчу.

— Я хочу знать.

— И ничего. Тебе что, описать в деталях?

— Нет, — говоришь ты. — Вернее, да, давай. Мне очень понравилось, как ты это сказал.

— Я постоянно о тебе думаю. Даже когда я на тебя не смотрю, я слежу за тобой. Я все про тебя знаю. Знаю, где ты живешь, где жили в Германии твои родители, даже знаю, в какую школу ты ходил в Виргинии, знаю девичью фамилию твоей матери. Продолжать?

— Я могу в точности то же сказать про тебя.

— В каком смысле?

— Я знаю, когда ты ходишь на теннис, куда потом едешь на метро, знаю, где ты живешь, — могу продолжать очень долго. Про Мод я тоже все знаю, она тоже есть на фейсбуке.