Книга Дом на краю ночи - Уильям Хоуп Ходжсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тут у меня возник вопрос: не может ли этот огромный шар зеленого света быть гигантским Центральным Солнцем — великим Солнцем, вокруг которого обращается наша Вселенная наряду с бесчисленными другими? Я пребывал в замешательстве. Думал о возможном конце погибшего Солнца, и тут родилось еще одно смутное предположение: может быть, зеленое Солнце служит могилой мертвых звезд? Мысль показалась мне отнюдь не абсурдной, а вполне возможной и вероятной.
На какое-то время я погрузился в собственные мысли и мог только машинально смотреть вперед. Охваченного сомнениями и печальными воспоминаниями, меня тем не менее не покидало чувство изумления.
Зрелище, открывшееся мне, потом было так необычно, что какое-то время мне представлялось, что я все еще погружен в сумятицу собственных мыслей. На фоне господствующего зеленого цвета появился бесконечный поток мягко сиявших небесных тел, каждое из которых было окружено дивной красоты чистыми облаками. Они тянулись над и подо мной неизмеримо далеко и не только не заслоняли света зеленого Солнца, но добавляли к нему мягкое свечение, заливавшее все вокруг. Ничего подобного я не видел ни до, ни после.
Вскоре я заметил, что эти светила были в какой-то мере прозрачны, как если бы состояли из облачного кристалла, слегка светящегося изнутри. Они непрерывно следовали мимо меня, неспешно плывя вперед, ведь перед ними лежала вечность. Сколько я ни смотрел, конца им не было видно. Иногда я как будто различал в разрывах облачного покрова лица, неясные, словно сотканные из тумана.
Я безучастно ждал, и во мне зародилось чувство удовлетворения — я больше не испытывал невыразимого одиночества от сознания того, что пробыл здесь несколько кальп. Чувство удовлетворения росло, я был бы рад вечно плыть в сопровождении этих небесных шаров.
Проносились века, и я все чаще и яснее видел туманные лики. Возможно, потому, что душа моя стала более созвучна окружающему, — не знаю. Но как бы то ни было, сейчас, постепенно осознав окружавшую меня новую тайну, я убедился в том, что действительно проник за грань таинственного неуловимого пространства, или за рамки иного вида существования.
Мощный поток светящихся шаров продолжал струиться мимо меня с неизменной скоростью — их были неисчислимые миллионы, и поток не кончался…
Плывя в беспредельном эфире, я вдруг ощутил внезапный сильный толчок вперед, к плывущему мимо шару. В секунду я оказался рядом с ним. Затем я скользнул сквозь облачную пелену внутрь, не испытывая ни малейшего сопротивления. Какое-то время я ничего не видел и с любопытством ждал.
Невообразимую тишину нарушил звук, напоминавший глухой рокот моря в безветрие, дыхание спящего моря. Постепенно туман, застилавший мне глаза, стал рассеиваться, и моему взгляду открылась тихая поверхность Моря сна.
Я смотрел и не мог поверить своим глазам, а огромный шар, пылающий бледным огнем, плыл, как и прежде, невысоко над туманным горизонтом. Слева, далеко за морем, я увидел неясную линию, как бы легкий туман, и догадался, что там был берег, где я встретился с моей любовью в чудесное время блужданий души, которое было даровано мне в давние земные дни.
У меня мелькнуло тревожное воспоминание — о не имевшем формы существе, обитавшем на берегах Моря сна. О хранителе этого тихого, лишенного звуков пространства. Я вспомнил другие подробности и уверился, что, вне всяких сомнений, смотрю на воды того же самого моря. Меня переполняло безмерное удивление, радость и волнующее ожидание, я чувствовал, что могу снова увидеть мою любовь. Однако и следа ее не было видно. Меня охватило отчаяние. Я горячо молился, в волнении глядя по сторонам. Как тихи был воды моря!
Внизу, глубоко под водой, я видел шлейфы меняющегося огня, которые в прошлый раз привлекли мое внимание. Раздумывая о их природе, я вспомнил, что хотел расспросить о них мою Дорогую, о них и о многом другом, — и вынужден был покинуть ее, не сказав и половины того, что хотел.
Вдруг эти мысли оставили меня. Я ощутил какое-то прикосновение и быстро обернулся. Боже, ты и вправду милостив, — это была она! В ее взгляде читалось страстное стремление, я вложил во взгляд всю свою душу. Я хотел обнять ее, но прекрасная чистота ее лица удержала меня. Затем из обвивавшей ее спиралью дымки она простерла ко мне руки. Я услышал ее шепот, нежный, как шелест пролетающего облачка. «Дорогой мой!» — сказала она. И все, но я услышал и тут же привлек ее к себе — именно об этом я молился — навсегда.
Она рассказала мне о многом, а я слушал. Я бы охотно провел так все века, которые еще должны были наступить. Временами я шептал что-то в ответ, и мой шепот вновь вызывал на ее одухотворенном лице неописуемо тонкий румянец любви. Затем я стал говорить свободнее, и она вслушивалась в каждое мое слово, и прелестно отвечала, и я ощущал себя в раю.
Ничто, кроме одиночества и тишины, не наблюдало за нами, и только тихие воды Моря сна слышали нас.
Плывущие в облачных покровах шары уже давно исчезли. Мы глядели в сонные глубины и были одни. Одни, Боже, я был бы рад, если бы так продолжалось и дальше, я никогда больше не чувствовал бы себя одиноким! Я был с ней, и, что еще важнее, она была со мной. Со мной, прожившим неисчислимые столетия; и только с этой мыслью и с несколькими другими я надеялся просуществовать несколько лет, которые еще могли оставаться нам.
Не могу сказать, сколько времени наши души были объяты радостью, но внезапно я очнулся от своего счастья, потому что бледный мягкий свет, озарявший Море сна, потускнел. Я повернулся к огромному белому шару с предчувствием близкой беды: одна его сторона загнулась внутрь, словно на нее легла выпуклая черная тень. Я вспомнил. Перед нашим последним расставанием тоже наступала темнота. Я вопросительно посмотрел на мою любовь: как за это короткое время она побледнела, какой стала нереальной! Ее голос слышался как будто издалека. Прикосновение рук больше не напоминало мягкую ласку летнего ветра, оно стало почти неощутимым.
Вот уже скрылась почти половина огромного шара. Меня охватило отчаяние. Неужели она покинет меня? Неужели она должна будет уйти, как уходила раньше? Я спросил ее в волнении, в испуге, и она, прильнув ко мне, объяснила странным далеким голосом, что ей необходимо покинуть меня, прежде чем Солнце мрака — как она назвала его — закроет весь свет. Опасения мои подтвердились, я впал в отчаяние и мог лишь молча смотреть на спокойные просторы безмолвного моря.
Как быстро распространялась тень по поверхности белого шара! Хотя на самом деле, должно быть, прошло так много времени, что человек не в силах себе этого представить.
И вот лишь бледный полумесяц освещает потускневшее Море сна. Все это время она обнимала меня, но так нежно, что я едва ощущал ее объятия. Мы ждали вместе, она и я, безмолвные, исполненные печали. В тусклом свете ее лицо казалось тенью, почти неотличимой от туманной дымки, окружавшей нас.
Когда же над морем осталась лишь изогнутая полоска мягкого света, она отпустила меня, тихонько оттолкнув от себя. Я услышал: «Не могу оставаться здесь дольше, дорогой». Потом послышалось рыдание.