Книга Ученик некроманта. Игры проклятых - Александр Гуров

– Слышал, но видеться не доводилось.

– Ничего примечательного ты и не увидишь: ни талантов, ни достаточного развития в магии. Но свою задачу он выполнил – послужил первым штрихом в исполнении пророчества. Вторым куском мозаики должен был быть ты, но судя по тому, что ты здесь, Каэль мертв, как и раньше.

– То есть Каэль – дважды мертвый, который должен ожить? А Морена, поединок которой пройдет через три дня – рабыня, которой суждено стать королевой… – сопоставлял новые знания Клавдий. – Но почему Арганус настолько уверен в победе Морены? Она слаба и неопытна, он всего год назад обратил ее в лича, и у нее нет ни сил, ни опыта…

– Но у нее есть юбер-орбы, – вставил Лазарь и вновь проклял себя за болтливость. Длительное отсутствие общения накладывало свой след даже на нелюдимого изгоя, которым целитель был еще задолго до трансформации, а после нее – да еще с учетом ненужности его талантов – тем паче.

– И что это? – перекладывая крис из одной руки в другую, спросил Клавдий. Его движение оказалось несколько неловким. Кончик лезвия лишь едва коснулся красной зеницы Лазаря, но даже этого тонкого, словно укол иглой, касания было достаточно, чтобы прервать вечную жизнь лича. Красное око, которое было не просто глазом, но магическим сгустком, дающим жизнь после смерти, сохраняющим память и способность мыслить, угасло. Вся магия некромантов пасовала перед Смертью Каэля – клинком, в свойствах которого числилась способность блокировать любую, даже самую сложную и изощренную волшбу.

Лазарь не успел издать ни звука. Его костяшки, сокрытые за широкой многослойной мантией, осыпались на пестрый ковер, в одно мгновения превращаясь в прах. Лишь нанизанный на искривленное лезвие череп не превратился в пыль. Он смотрел пустыми глазницами с беспредельной тоской и немым укором, но целитель и сам давно мечтал о смерти.

– Прости, Лазарь, рука дрогнула, – искоса улыбнулся Клавдий.

Он узнал все, что хотел, и даже больше. А смерть архивариуса была неизбежна уже тогда, когда в окно читальни впорхнул нетопырь. Другое дело, что у Лазаря можно было вызнать гораздо больше, но теперь это не важно: необходимые знания для проведения ритуала получены, хотя сама необходимость в воскрешении Первовампира оказалась под вопросом. Пророчества – глупость, Клавдий считал так всегда, всегда считать и будет. Но архивариус Лазарь мнил туманные фразы прорицания истиной, что не могло не повлиять на решение Клавдия. Батури не знал, стоит ли воскрешать Каэля, по крайней мере в отведенные на это сроки, но вампир сомневался недолго. У него есть время, и как бы он ни решил в последний момент, сейчас ему надо спешить.

Клавдий стряхнул с клинка пустой череп и, пройдя к столу, поднял перевернутое кресло, после чего уселся в него. Ночь длинна, однако не бесконечна. Завтра должен состояться Совет, но для этого загодя надо предупредить всех его участников. Батури обхватил голову руками и сосредоточился. До рассвета у него есть занятие, а успеть надо до первых лучей, чтобы перекочевать на дневку в укромное место, укрытое от солнечного света. Таких мест в скалистом Визхайме, небольшой области, в которой располагалась заброшенная Академия, было предостаточно. За спокойный сон Клавдий не переживал. Не беспокоила его и лишняя смерть на своих руках: он собирался отправить в том же направлении не одного некроманта, – но всему свое время…

* * *

Иссиня-черное небо, изрешеченное огоньками звезд, быстро синело, поддаваясь легким, пока еще слабым лучам набухающего на горизонте лилово-алого солнца.

Вскоре земля выплюнула из своего чрева светило, и его могучий свет оживил мир после долгого сна. Но ярче слабого утреннего солнца полыхала библиотека Академии, скрывая в своих останках вековые знания и вековой прах бессменного ученого-архивариуса. Зато черная точка, недавно выпорхнувшая из окна читальни, спокойно почивала в широком, словно разинутая пасть, гроте. Достаточно глубоком, чтобы туда не попадали лучи солнца, и достаточно сухом, чтобы после дневки суставы не ломило от сырости. Но холод, противный и надоедливый холод не давал Батури покоя. Казалось, его морозило изнутри, но Клавдий не знал, какой должна быть реакция после укола Смерти Каэля, поэтому старательно не обращал на озноб внимания. Все его мысли сейчас были обращены к другому – к грядущим переменам, которые должны произойти этой ночью. День пройдет быстро. Сон вытеснит лишнее время, придаст сил и залечит раны, а сумерки принесут новые хлопоты, но хлопоты приятные.

Клавдий закрыл глаза и открыл их лишь на закате.

Глава 12Час Свершений

1. Истинно – без всякой лжи, достоверно и в высшей степени истинно.

2. То, что находится внизу, соответствует тому, что пребывает вверху; и то, что пребывает вверху, соответствует тому, что находится внизу, чтобы осуществить чудеса единой вещи.

3. И так все вещи произошли от Одного посредством Единого: так все вещи произошли от этой одной сущности через приспособление.

4. Отец ее есть Солнце, мать ее есть Луна. (5). Ветер ее в своем чреве носил. (6). Кормилица ее есть Земля.

5 (7). Сущность сия есть отец всяческого совершенства во всей Вселенной.

6 (8). Сила ее остается цельной, когда она превращается в землю…

Trismegistus. «Tabula Smaragdina»

Батури открыл глаза. Этот день он спал сидя на полу и прислонившись к стене. Сановники храма Симионы и церковники Эстера издавна и в один голос твердили, что человек, спящий лежа, совокупляется с Неназываемым – либо Повелителем Мух, либо Саранчи, как кому угодно, – ибо во время сна людские души отделяются от тел и парят вдали от хозяев. А с пробуждением человек, лишаясь «божественного дуновения»[5], становится слугой Одноглазого. Чтобы такого не произошло, симионцы и эстеры навязывали что королям, что простолюдинам – сон полусидя, а то и стоя, дабы спасти грешников от лап Неназываемого. Клавдий, как и любой из рода вампиров, был бездушным, но Арганус, издеваясь, заставлял его несколько десятков лет ученичества дневать в небольшой кровати с приподнятой на манер кресла спинкой. Ученик проклинал учителя за неудобства, но безропотно выполнял приказы, не имея права ослушаться. Позже стеснения стали привычкой, от которой Батури так и не смог избавиться, а теперь и вовсе не хотел. Он привык спать сидя, стоя, вися головой вниз, только не лежа. И в любом положении он хорошо высыпался, но не сегодня.

Тело ныло и болело. Острые, как иглы, камни шероховатых стен впились в спину, норовя исколоть ее до крови. Холод, мерзкий и ненасытный, как самый обжорливый из всех чревоугодников, облюбовал вампира, словно вкуснейшее из лакомств, и пожирал изнутри. Клавдий укутался бы в плащ или наколдовал согревающее заклинание – как пироманту ему не составило бы это труда, но все эти манипуляции заранее были обречены на неудачу. Холодила рана под сердцем, и вампир не верил, что совладает с ней при помощи магии, и уж тем более при помощи теплых одежд. Клавдий попытался забыть об ознобе и на мгновение укрылся от него за отрешенной задумчивостью. Пустым взглядом светло-голубых, мутных, словно замерзшее озеро, глаз он уставился на выход из грота.