Книга Точка бифуркации - Николай Пономарев

Притормозил и спрыгнул не хуже Марины. Остановил качели, добавил ещё масла, на всякий случай. Предложил Марине забраться вместе. Это забавно, когда два, в общем, взрослых человека качаются на одних качелях, стоя друг напротив друга. Я понимаю, ещё в шестом классе мы с Вероникой развлекались так в нашем дворе, и глаза у неё прямо светились от счастья. Но в конце десятого! Теперь мы выглядели умильной парой не только для кондукторов автобуса номер двенадцать, но и для жителей улицы Вторая Светлая. Стоят два тела, одно здоровое, второе поменьше, и качаются, как дети, и ещё тот, что повыше, смеётся на всю улицу. Да у меня на уровне перекладины как раз были пробивающиеся усы! Это вам не шестой класс.

Счистили с сиденья грязь от кроссовок – вдруг на качели прибежит малышня, а масло забыли под стойкой. Пришлось возвращаться. Хорошо, что ему никто не приделал ноги.

Мама сказала, что в субботу и воскресенье поедем убирать дачу. Мол, надо привыкать к физическому труду дворника, раз я заканчиваю учёбу. Почистить участок от листвы, вскопать теплицу и обрезать кустарники там, где мама покажет пальцем. Отец очень не вовремя улетал на вахту. Пожал мне утром руку, пожелал удачи, предупредил, чтобы перестал нервировать мать, пахал на даче, как на галерах, и улетел. У нас на выходные были, в общем-то, планы. Но бросить маму один на один с лопатой я тоже не мог. Тем более она весь апрель на нервах из-за меня.

– Ничего, – сказала Марина. – Я всё равно хотела устроить уборку в ограде. Не переживай.

Выходные были хоть и ветреными, но солнечными. Так что два дня облагораживали дачу. Вьющиеся розы пока раскрывать не стали, их могли добить заморозки. У кустика конского каштана, хотя он был закидан снегом, подмёрзла верхушка, куст гуми вымерз, японский клён перезимовал. Убрали гуми, а чтобы яма не пустовала, сразу же посадили припасённый мамой куст малиноклёна. Вообще, странно, что на такой небольшой территории находится так много работы. Вроде собрал всю листву за субботу, вскопал теплицу, и кажется, что воскресенье освободил. Но нет. Здесь подкрасить, здесь обрезать, здесь протереть. И это ещё апрель: никаких посадок в цветники и клумбы, прополок и стрижки газонов. Мне начало казаться, что мама специально находит, чем меня занять. К концу воскресенья она отметила, что я стал дёрганым. Ну да, стал. Все выходные я только и думал о Марине. Пришёл обедать, закрыл глаза, а там – её образ. Около пяти часов мама, окинув дачу цепким взором ландшафтного дизайнера, заявила, что, пожалуй, до следующих выходных здесь благообразно, мы славно поработали и молодцы.

Слышал от Валерки, что чаще всего в аварии попадают холерики, а меланхоликам приходится часто менять тормозные колодки. Мама – сангвиник. Водит машину мастерски, и ехать с ней приятно. Не слишком быстро, так, что не утыкается в едущие впереди уазики и жигули и нет необходимости давить по тормозам, с другой стороны, играючи обходит фуры. Значит, едет не так уж медленно.

У Цветнополья попросил остановить.

– Тима, всё так серьёзно? – уточнила мама, съезжая на обочину.

Интересно, есть ли в мире измеритель серьёзности? Есть ли точка бифуркации между вчера было ерундово, а сегодня нет? Сложно сказать. Но мне казалось, что теперь очень серьёзно, надолго, а может, и навсегда.

– Бедный мой мальчик, – вздохнув, сказала мама. – Тебе страдать, если что.

– Если что, у тебя внуки будут с очаровательными глазами, – напомнил я.

– Может, получишь высшее образование, а внуки как-нибудь позже? – неожиданно робко спросила мама.

Я кивнул и вылез из машины. Пусть понимает как хочет. Мама открыла окно и крикнула мне вслед, чтобы возвращался ночевать. Усмехнулся. Пусть мы с мамой не слишком похожи внешне, но вот то, что нас так сильно и внезапно перепахали чувства, это в нас общее. Наверное, у дедушки с материной стороны так было и у прабабушки. Не знаю. И ещё если посмотреть на маму, то у нас чувства непроходящие. Думаю, что так.

В выходные Марина не теряла даром времени. Возле ограды было подметено и в палисаднике чисто, а внутри и дорожка, и огород, и ненужный дровник в порядке.

Валерий Михайлович на диванчике изучал очередную газетку. Приветственно кивнул и пальцем показал, что, мол, там. Проходи.

Марина писала домашнюю работу. Хотел незаметно подойти, но едва сделал пару шагов, как она, не поворачиваясь, спросила:

– Устал?

Выражение «спиной чувствовать» в случае Марины было реальностью. Я подошёл и обнял её. Она так же, не поворачиваясь, погладила меня по щеке.

– Нет, – шепнул я, когда пальцы коснулись губ.

– Хочешь чаю?

– Столько его выпил на даче, что несколько дней не смогу пить. Если не мешаю, то просто посижу рядом. Нравится смотреть на тебя.

Марина высвободилась из объятий и повернулась.

– Ты же понимаешь, что я не смогу спокойно писать сочинение? Мне тоже нравится смотреть на тебя.

– Тогда мне уйти?

– Не вздумай. Напишем сочинение вместе. Давай выберем: Фет или Тютчев?

Совместное сочинение по Фету у нас вышло очень неплохим, кстати. На уроке литературы отрывки из него потом зачитают перед классом. Хотя по мне, так Тютчев лучше. Вечером пришло сообщение от Мурзи: «Сердце стынет понемногу, / И у жаркого камина / Лезет в голову больную / Всё такая чертовщина!» Со строчками – понятно, Мурзя тоже писала сочинение по Фету, но зачем высылать их на мой телефон с обычным «не тебе», я не понял. Написал в ответ: «А можно высылать на телефон ТОМУ или ТОЙ?!» В ответ получил: «Ой! Прости». И три смайлика смущения.

В понедельник с Мариной решили делать алгебру вместе. Принёс маме клятву, что уезжаю не забавляться, а действительно взялся за учёбу.

Однажды Марина спросила у меня о том, как получилось, что я понял математику.

Ничего особенного в этом нет. Неудивительно, что никто не спрашивал меня об этом раньше. Сначала мне понравились цифры. Если буква отражала звук, то за цифрой стояло особенное значение. Потом меня заинтересовало то, как они сливаются в большее. Точно так же, как для тебя строки Пушкина сливались в нечто более красивое, чем просто слова, для меня вычисление оказалось красивее простых цифр. Мне нравится строить алгоритмы, вычислять вероятности, решать линейные уравнения. Вероятность того, что мы окажемся в одно время в одной части города, пересечёмся в автобусе и начнём встречаться, была ничтожно мала. Но всё-таки была, и мы пересеклись. И эта ненулевая вероятность – чудо. А ещё математика похожа на поэзию. Её очарование нельзя оценить сразу, как в картинах или музыке. Нужно увидеть красоту в строчках. Всмотреться в буквы и цифры, линии чертежей, чтобы они раскрыли своё волшебство, засияли. Но даже отдельно числа полны магии. К примеру, девять. Если из любого числа не меньше двух цифр вычесть сумму этих цифр, то полученное число будет делиться на девять. Или тысяча один. Всякое трёхзначное число, умноженное на тысячу один, в результате будет этим же числом, записанным два раза.