Книга Кровавый век - Мирослав Попович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Если мы обращаемся к таким словам, как «эволюция» и «развитие», то следует обновить набор образов и клише, взятых из науки о живом. В точных науках второй половины XX века огромную роль сыграли исследования так называемого морфогенеза. Морфогенез – явление, в котором процессы направляются не внешними относительно системы причинами, а строением ее собственной внутренней среды, внутренними закономерностями, информацией, записанной в определенных ее структурах. Так, внешние условия влияют на ход вызревания зародыша в яйце, но не являются его причиной. Они открывают или закрывают возможности, заложенные в яйце, то есть, в системе «оплодотворенная клетка – питательное среда». Из куриного яйца, как бы мы на него не влияли, не вылупится крокодил. Начальные условия, которые характеризуют систему, не определяют ее состояния – они лишь определенным образом влияют на процесс, происходивший по собственным законам. При этом на ход процессов существенно влияют изменения в самой среде, которые возникают в результате развития зародыша. Происходит нечто вроде того, что в химии называется автокатализом, – вещества, которые способствуют реакции, производятся в результате самой реакции. Таким образом, процессы подобного рода нелинейны, их факторы накапливаются в ходе их развития и могут обретать характер решающей силы. Начало нового этапа в исследовании нелинейных процессов положил небольшой труд известного английского математика А. Тьюринга именно о химической основе морфогенеза, опубликованный в 1952 г. Статья стимулировала труды Ильи Пригожина и Германа Хакена в отрасли, получившей название синергетика. Теория информации и синергетический подход создали новые схемы объяснения в точных науках, позволили получать ответы на вопросы, куда идут процессы в разного рода системах.
Если мы попробуем применить эти образы-парадигмы и схемы объяснения к социальному развитию, то сможем уточнить, о чем идет речь в споре между эволюционизмом и цивилизационными концепциями. С точки зрения, которая в России развивалась «почвенником» Н. Я. Данилевским, жизнь национального социокультурного целого есть морфогенез, процессы в котором направляются не внешними условиями, влиянием и давлением обстоятельств, а собственной «генетической» информацией, записанной в унаследованной культуре, «национальной ментальности» в том числе. Внешние толчки в виде технических и других культурных новаций только открывали возможности, заложенные в этих цивилизациях, или, наоборот, подавляли то, что они носили в себе как эвентуальное будущее, как свои «возможные миры».
Сказав о «возможных мирах», мы сразу должны задуматься. Ведь в морфогенезе яйца «возможных миров» маловато, развитие зародыша идет путями, проторенными длинной историей видов, там есть судьба, которая тяготеет над процессами, предназначающими их цель от самого начала, и можно или погибнуть, или выполнить свое природное назначение. Не так ли неумолимо тяготеет над нами, людьми, наша национальная судьба? Каждая ли нация или великая цивилизация – это всего лишь зародыш, из которого как из незримого яйца должно вылупиться что-то гигантское и, возможно, путевое, для чего, собственно, мы живем и страдаем? Если так, то можно ли хотя бы понять, куда нас несет история? Какие черты будущего угадываются за направлениями силовых линий нынешнего времени?
Взаимопонимание в интегрированном процессами глобализации мировом обществе остается проблемой, которая кое-где опасно обостряется. Но изменения, вызываемые импульсами, идущими от соседних цивилизаций, бывают такими внезапными и глубокими, что сравнение с морфизмами не выдерживает критики. И из невинного яичка нередко вылупляются страшные крокодилы (будто из Булгаковских «роковых яиц»). А с другой стороны, цивилизационные влияния на самые отсталые регионы приводят и к плодотворным культурным симбиозам и к стремительному прогрессу.
XX век начался в условиях, когда казалось, что западный образец («атлантической») цивилизации господствует военно-политически, экономически и культурно на всей планете. Сегодня, когда по всем параметрам мощность Европы и Америки неизмеримо выросла, мы хорошо понимаем, что человечество остается расчлененным на разные культурные зоны, каждая со своими собственными, унаследованными ими от истории неповторимыми осо бенностями.
Глобальные процессы приносили народам и освобождение от оков мертвых традиций, бурный прогресс сбереженного культурного своеобразия, и соединение сильного и живучего потребления современных технических достижений и социальных технологий с темнотой и злобой вечного хищничества. Сами по себе процессы глобализации не решают, что победит – добро или зло.
Оценка цивилизационных сдвигов в любом случае – принимаем ли мы цивилизационную концепцию истории, или же эволюционистскую – требует обозначения культурно-исторических координат, которые позволили бы делить историю на периоды и определять, где движение «вперед и вверх», а где «назад и вниз».
Нет сомнения в том, что по многим показателям человечество пережило в XX ст. полосу стремительного прогресса. Не стоит приводить цифры добычи нефти, газа, каменного угля, производства электроэнергии и тому подобное. Чем больше затраты энергии, тем менее адекватно отображается возрастание власти человека над окружающим миром. Увеличение возможностей человеческого интеллекта даже приблизительно нельзя выразить в цифрах – ни в количестве компьютеров, ни в размерах сети мобильных телефонов, ни в пределах досягаемой нашим наблюдениям и нашему теоретическому знанию части Вселенной. Самым разумным для человека был бы такой критерий, как средняя продолжительность жизни или защищенность от болезней, но и он не дает характеристики качества жизни. Ведь счастье не сводится к количеству употребленных калорий и здоровью организма.
Более обобщенные измерения прогресса можно искать в лозунгах, – возможно, недосягаемых, – служивших веками ценностями и ориентирами и для прагматиков, и для утопистов. Таких, как, в применении к Европе, был лозунг свободы, равенства и братства. Даже отсутствие или недосягаемость этих ценностей может быть одной из универсальных оценок.
Девиз Французской революции – свобода, равенство, братство – так часто подвергается сокрушительной критике, что создается впечатление, будто он является полным анахронизмом. Особенно беспощадно критикуют лозунг равенства, который у воинственных либерал-консерваторов выглядит «дьявольским искушением». Между тем можно сказать не колеблясь: наше несчастье, трагедия человечества заключаются в том, что мы не равны.
Речь не о том, что люди отличаются друг от друга цветом кожи или глаз, способностями, энергией, талантами, радостями и страданиями, которые выпадают на долю каждого. Не от того, что одни едят маниоку, а другие спагетти, а третьи – борщ. И не в том, что у нас разные любимые актеры, писатели и футболисты. Короче, не в том, что мы разные. А в том, что мы рождаемся и живем в разных нациях и цивилизациях, в неравных социально-культурных условиях, которые не позволяют разным людям пробиться к равным возможностям.
Кастовые и сословные общества вытеснены цивилизацией в прошлое, на замену им пришли классовые общества, в которых социальное положение уже в принципе не зависит от факта рождения и является результатом как неравенства начальных условий, так и разной эффективности индивидуальных усилий каждого. Но классовое неравенство не меньше может изуродовать индивидуальную судьбу.