Книга Невыносимые. До порога чужих миров - Ирина Лазаренко

– И он догнал ковригу?

– Не. Укатилась она из Эллора, а что потом было – никто не знает. Наверное, в речке утонула, ну или сожрал кто.

Алера тихонько рассмеялась, тут же виновато ойкнула и опустила голову.

– Но ведь это байка? Ведь нельзя превращать камни в еду?

– Конечно, нельзя, – грустно подтвердил Тахар. – Я б ел стряпню Сарты, если бы мог наколдовать что-то приличное? Магия воплощения – вообще одна из самых опасных, с ней даже обученные маги не связываются, потому что себе дороже. Никто не может превратить камень в ковригу только потому, что он маг.

– А вот эллорский колдун, выходит, может.

– Не знаю, Аль. Я думаю, это все-таки байка, как с этим духом предков.

– А может, и нет. Не зря же эллорские маги не ездят учиться в Школы.

Тахар помолчал, покусывая губы.

– Мне временами думается, Аль, и им наверняка думается тоже, что обучение – это ограничение себя. Вот представь: есть равнина – гигантская, до края взора, там можно вырастить или построить что угодно – но ты ничего там не растишь и не строишь, потому что в один прекрасный день… в один день ты просто умалишаешься! Тебя больше не интересует эта бескрайность, ты устраиваешь себе небольшой закуток и решаешь никогда не высовывать нос за его пределы! Ты обносишь его забором из чьих-то знаний, принимаешь за данность: такое я смогу делать хорошо, вот сякое – не очень хорошо, а вот этого – не смогу никогда, это умеют делать люди с другими способностями. Связывать себя в одном, чтоб получить другое, утрачивать возможность искать собственный путь, искать суть?..

– А если на этой твоей огромной равнине – сплошные кротовины и поваленные деревья?

– Может быть, и так, – сухо ответил Тахар. – Но это мои деревья.

Алера умолкла, сообразив, что наступила другу на любимейшую мозоль: еще его родители настаивали, что маг обязан выучиться в Школе, чтобы использовать свой дар в полную силу, но Тахар имел другое мнение насчет обязанностей магов.

– Но духи на самом деле существуют? – спросила она.

Тахар пожал плечами.

– Я подумала, что если они существуют, то Старейшие могут просто уметь их звать.

Маг снова пожал плечами. Алера помолчала.

– А если бы душа… Раня хотела к эльфийским предкам, а тело не повезли в Эллор – она бы полетела к Божине против своей воли? Или затерялась бы и пропала? А вот мы повезли прах в Эллор только утром, так, может, душа к тому времени уже улетела к Божине. А если…

– Аль, я не знаю. Откуда мне знать-то? Жреца расспросишь, когда вернемся. Или с Имэль вот поговори, если хочешь, она тетка умная.

Алера помотала головой.

– Эльфийки на тебя забавно косятся, – заметил Тахар.

Алера закатила глаза:

– Может, их смущает, что на мне рубашка и штаны. Интересно, они-то как в своих платьях бегают по Мирам?

– Никак. Тут нет порталов, Аль.

– У-у-у. Ну, тогда все. Тогда эльфы меня больше не раздражают, я испытываю к ним только бесконечное сочувствие.

– А раньше раздражали? – подивился маг.

– Не все. Только их прекрасные девы.

Тахар улыбнулся уголком рта.

– Вот потому эллорцы и не привечают чужаков. Мужчины тут же начинают пускать слюни, а женщины исходят злобой. Кому нужны такие гости?

– И ты тоже пускаешь слюни? – расстроилась Алера.

Тахар покаянно развел руками.

И тут эльфы запели. Сначала кто-то из мужчин принялся выводить нежную и торжественную мелодию, выводить одним только горлом, не открывая рта. Потом к нему присоединился женский голос, потом еще два, еще и еще, и скоро этот горловой напев заполнил всю поляну, стал подниматься и говорить с листвой векового дуба высоко-высоко над землей.

Тахар и Алера смотрели вверх, разинув рты, и видели, как большие темно-зеленые листья дрожат, шевелятся, танцуют вместе с мелодией, касаются звуков эльфийских голосов, которые нарочно поднимаются так высоко, чтобы достать до самых молодых листьев самого старого дуба.

Аеат-тар, ахья айя-ан Ай-рэ ала, фойэ койва-а Кам’ри йоа, эн-нья энйо-ой Энв’ва эрей ар-пета-та-ай

Слова непонятные, незнакомые, чужие, но каким-то образом совершенно ясно, что эльфы поют о круге жизни, который был всегда, о душе, которая возрождается, когда вечность становится больше, о навсегда заведенном порядке вещей, который существовал до них и останется после, когда прах эльфов, поющих сегодня под старейшим дубом, давно будет развеян ветром.

Откуда-то взялся Элай и торжественно, склонив голову, протянул Имэль урну с прахом. Руки его едва заметно дрожали.

Пение понемногу затихло, но еще несколько вздохов листья дуба качались вместе с последними звуками эльфийских голосов.

Элай поспешил присоединиться к Алере и Тахару – найти их среди малорослых эллорцев было несложно.

Имэль не без труда опустилась на колено, держа урну обеими руками. Молодые эльфы замерли, не шевелились, не моргали и, кажется, даже дышать перестали. Собравшиеся зашевелились, что ясно стало по шороху одежды, и тут же замерли вновь.

Седой Старейший сделал глубокий вдох, простер ладони вверх и зашевелил губами.

Алера наблюдала за ним недоверчиво: вот он делает руками пассы, не похожие на магические, но все-таки пассы, что-то ритмично говорит на языке исконцев – это совсем не походило на колдовство, это выглядело так, словно кто-то, никогда не видевший мага, пытается изобразить мага.

Тахар, напротив, был крайне заинтригован: ему впервые представилась возможность наблюдать за тем, как творят свою магию эллорские эльфы, и он собирался запомнить каждое слово и каждый жест Старейшего, пусть даже кто-то сочтет его живой интерес и любопытство неуместными во время проведения скорбного обряда.

Элай следил за Старейшим с совершенно непроницаемым лицом, только зубы сжимал до хруста.

Руки Старшей уже заметно подрагивали, когда пожилой эльф повысил голос, требовательно возопив: «Фан-во Арну ат-хар илуфарнин!» И тут только Алера и Тахар перестали пялиться на старика и сообразили, что с дубом что-то происходит, на его стволе нарастает дымчатый зеленый клубок, медленно отползает в сторону, стелется по земле и поднимается за спиной Имэль мерцающим зеленоватым сгустком.

Алера замерла, вытаращив глаза, бессознательно вцепилась обеими ладонями в руки друзей и очнулась, лишь когда Элай зашипел, выдергивая пальцы. Тахар наблюдал за происходящим с интересом, что-то горячо бубня под нос, словно спорил сам с собой.

– Что-то есть в этом от некромантии, не находишь? – с восторгом шепнул он, обернувшись к Алере.

Та икнула в знак согласия и крепче вцепилась в руку друга.