Книга Пришедшая с туманом - Лена Летняя

Он поднес свой бокал к губам, я повторила его движение. Вино оказалось терпким, но ярким, вкусным. Я тут же сделала еще один большой глоток, чувствуя, как теплеет в груди, а мерзкое послевкусие от дурного сна отступает.

– Ты прости, что я накричал на тебя в деревне, – неожиданно попросил Нергард, глядя на огонь в камине. – Я не сдержался, слишком много всего свалилось сразу. Меня это не оправдывает, но… – Он покачал головой и вздохнул, а я перебила:

– Сама виновата, действительно не стоило так врываться. Думаю, я понимаю, почему вы так разозлились.

Я не стала уточнять, а он тоже не подхватил тему, предпочел тихо поинтересоваться, искоса посмотрев на меня:

– Снова кошмары?

Понятно, про узоры на коже говорить не хотим. Ладно, поговорим о моих снах. В этот раз я не стала отнекиваться и слабо кивнула.

– Каждую ночь. То туман с монстрами, то мертвые люди, то костер, то еще что-то… Иногда все так путанно, что я даже не запоминаю, но просыпаюсь в ужасе и в… слезах.

– Это постепенно пройдет, – заверил Нергард. – Когда ты привыкнешь к своему состоянию и положению. Все это переваришь, осознаешь и успокоишься. Я бы хотел добавить: перестанешь постоянно сталкиваться с туманниками, но, как ты видишь, не в моей власти держать тебя подальше от них.

Он нервно усмехнулся, бросив на меня виноватый взгляд, сделал еще один глоток из бокала. Я решилась спросить:

– А вам снятся кошмары?

– Иногда, – тихо признался он после длительной паузы. – Один. Повторяется с незначительными вариациями.

– О чем он? О туманниках?

Нергард покачал головой, не глядя на меня. Поставил на пол бокал, чтобы освободить руку, собрал валяющиеся между нами тетради, сложил стопкой у себя на коленях. Теперь он смотрел на них, пристально разглядывая обложку верхней тетради, хотя на ней не было ничего такого.

– Нет, мне снятся люди в балахонах. Их лица скрыты капюшонами. Они окружают меня, а я стою на коленях в центре. Знаю, что они собираются что-то сделать со мной, но не могу сопротивляться.

– И что? – едва слышно спросила я, когда он снова замолчал.

– Ничего. Это все, что я помню. Только свой страх и беспомощность. Я не знаю, кто эти люди, как не знаю, что они со мной сделали, но думаю, что с этого все и началось.

– Вы поэтому думаете, что наказаны? – Мне вспомнилась случайно оброненная им в Крувиле фраза.

Нергард кивнул, по-прежнему не поворачиваясь в мою сторону.

– Один или два человека могут быть личной местью, злобой, устранением соперника или конкурента в чем-то, но в том круге было больше двух человек. Это походило на суд.

– Но за что вас могли наказать?

– Откуда я знаю? Я ведь не помню… Но наказание на мой вкус очень жестокое. Страшно подумать, каким могло быть преступление.

В гостиной снова повисла тишина. Я думала о том, что рассказал мне Охотник. Он считал, что умер в своем мире, а сюда попал в наказание за грехи, которые должен искупить, чтобы попасть в чертог Богов. По его мнению, со мной приключилась та же история, просто я не помню своего преступления. Может ли быть так, что с Нергардом произошло то же самое? По его словам, он не встречал никого, кто знал бы его до потери им памяти. Возможно, его и не было в этом мире.

Тогда может ли быть так, что он не стареет потому, что пока не может загладить свою вину? Например, потому что не помнит ее. Значит ли это, что со мной будет то же самое? И почему все иначе с Охотником?

Я тряхнула головой, прогоняя эти мысли. Углубляться в них сейчас было слишком страшно. Я предпочла еще поговорить о кошмаре Нергарда, меня он меньше касался.

– Говорите, они были в балахонах с надвинутым на лицо капюшонами? – уточнила я. – Так был одет советник короля в тот день, когда я встретила его впервые. И те всадники на берегу.

– Это весьма распространенная дорожная одежда для тех, кто не хочет быть узнанным. Помогает скрывать положение и происхождение от разбойников на дорогах. Под таким балахоном может оказаться и мужчина, и женщина, и мелкий торговец, и знатный лорд. И даже советник короля. Это ничего не значит.

Да, тут он, пожалуй, был прав. Но вспомнив о всадниках, я вспомнила и о стрелке на дороге, скользнула взглядом по висящей на повязке руке.

– Скажите, милорд, почему там, на дороге, вы вдруг поехали вперед? Охотник считает, что стреляли в меня, а в вас попали случайно. Вы знали, что будет выстрел?

Реакция Нергарда меня удивила: он вдруг улыбнулся, повернулся ко мне и посмотрел в глаза.

– Ты веришь в судьбу, Лора?

– Что? Не знаю, – растерялась я. – Точно не знаю, во что я верю. Не помню ведь…

– А я верю. Я хотел бы сказать, что заметил стрелка и поехал вперед, чтобы закрыть тебя, но это будет красивой ложью. Просто есть вещи, которые неизбежны. И эту стрелу я не мог не поймать вместо тебя.

– Я не понимаю, о чем вы говорите, – нахмурилась я, вглядываясь в его глаза, но не находя в них ответа.

– Ты моя судьба, Лора, – мягко «объяснил» Нергард, чем запутал меня окончательно. – Однажды мы вместе поймем, что это для нас значит.

И прежде, чем я успела спросить что-нибудь, он продолжил:

– Я благодарен тебе за то, что ты не дала им снять с меня куртку и рубашку.

– Да не за что, – я пожала плечами, все еще слишком растерянная, чтобы сказать что-то более осмысленное. – Было понятно, что вы скрываете… это. То, что у вас на руке и…

– Не только на руке, – кивнул он. – Но я не хочу об этом говорить. И настоятельно прошу не распространяться о том, что ты видела. Даже Охотнику не смей об этом рассказывать. Хорошо? Я ведь не так много требую, правда? А этого я вынужден требовать.

Было немного обидно, что он так и не захотел рассказать подробнее, ведь до этого мы так откровенно обо всем говорили (а потом он вообще назвал меня своей судьбой, что бы это ни значило), но я согласно кивнула. Действительно, не так много он просил. А я вообще не должна была об этом знать.

Но тонкий неприятный голосок в голове все-таки заметил: «А разве не для того, чтобы подмечать такие вот странности, тебя сюда отправили?» Я мысленно попросила голосок заткнуться.

Чтобы сменить тему, я кивнула на тетради, лежащие стопкой на коленях лорда.

– Что вы читаете сегодня? Не похоже на книги.

– Это дневники, – Нергард с удовольствием ухватился за предоставленную возможность и снова перевел взгляд на обложку верхней тетради. – Мои дневники. Я вел их одно время, когда понял, что забываю прошлое. Лет пять записывал все, что со мной происходило. С кем встречался, что делал, о чем думал. Потом бросил.

– Почему? – удивилась я. – Прекрасная же идея!

– За пять лет я исписал полсотни таких вот тетрадей, – он поднял одну и помахал ею в воздухе. – Найти в них что-то можно только по дате, но если не помнишь, в какой период жизни искать, то ничего и не найдешь. А если не знаешь, что именно ищешь, то тем более. Перечитывать все это постоянно – тяжело и бессмысленно, проще спросить у Соланж. Ее память не подводит.