Книга Всё сложно - Юлия Краковская

– Ну да, вам нужно расстаться, но надо это сделать цивилизованно, чтобы никто не замерз на улице.

Мне было ясно, что деваться некуда и мне придется с ним пожить еще какое-то время. Я позвонила ему и сказала, что он может у меня остаться пока. Голос у него был совершенно такой, как когда-то, спокойный и добрый.

Мы собрались и поехали в аэропорт. Нас провожали родители. По дороге со мной случилась загадочная вещь. Я почему-то почувствовала невероятную жалость и нежность к Жоффруа, как будто тот человек, каким он был в Израиле, вернулся, а я по нему скучала. Не могу никак объяснить это, но, возможно, это какие-то защитные реакции психики. Раз у меня не было вариантов избавиться от него немедленно, то мозг решил включить какие-то теплые чувства к нему. Я уже не могла испытывать никаких иллюзий на его счет. Я виделась со своим психологом, и она мне объяснила, что он такое. Она сказала: «Это человек, который ведет образ жизни домашнего животного, он не может и не хочет жить своими силами. Таких мужчин держат обычно при себе состоятельные женщины постарше». Я спросила, почему он стал так стервозиться. Мне объяснили, что денег маловато, от него ждут каких-то действий, которые в его планы не входили, и вообще понятно – где сядешь, там и слезешь.

И несмотря на все это, я простила его, хотя у меня никто и не просил прощения, и уже в аэропорту снова надела обручальное кольцо.

Нинель говорила мне в трубку:

– Он никогда не сделает тебя счастливой, поверь мне. Это просто какой-то морок.

Я понимала все, что она говорит, но чувствовала иначе.

В самолете Роми много плакала, ей было тяжело расставаться с родными, и даже то, что ей разрешили посидеть в кабине пилота, ее не утешило. Было больно за нее.

Примирение

Жоффруа вышел нас встречать, помог донести чемоданы. Лицо у него было совсем такое, как раньше. Это был совсем не тот человек, с которым я прожила последние несколько месяцев, а тот, с которым я стала жить в Израиле и за которого вышла замуж. Разумеется, мы помирились. Точнее – договорились, что мы пробуем прожить вместе еще три месяца, но если мне не понравится, он съедет раньше.

На следующее утро я позвонила Гаю и сказала, что Жоффруа стал таким, каким был раньше. Гай очень удивился.

– Возможно, ночь на улице вправила ему мозги, а может, травы не было все это время. Это все марихуана, я тебе говорю.

Потом без звонка и без предупреждения к нам вдруг пришла Жоара. Она уселась за стол, налила себе кофе и непонятно к чему начала рассказывать, как плохо жили Карин и Гай. Отрицательным персонажем все время выходил Гай. Он никогда пальцем не пошевелил по дому, не делал вообще ничего. У него не было достаточной чувствительности к детям, он всегда был слишком строгим. Когда у них родилась вторая дочь, Лия, никто из родителей не хотел ею заниматься, оба продолжали любить только старшую девочку. А однажды Гай так сильно ударил трехлетнюю Лию, что у нее три дня оставался на лице след от его руки. В другой раз Карин пришла к Жоаре и показала синяки на руке, она сказала, что Гай избил ее каской от мотоцикла прямо при детях.

Я была в шоке, тем более, что история с каской мне что-то напоминала. Я помню, что Карин писала мне в скайпе, когда они еще жили в Париже, что по дороге с работы они с Гаем ужасно поругались. Они ехали домой на скутере, и Карин схватила каску и стала ею лупить по стене дома.

Потом Жоара совсем разошлась: говорила, как равнодушно Гай относился к детям, после того, как они с Карин разошлись. Как не считался с их надобностями, как слишком быстро привел в дом другую женщину и стал ее с ними знакомить. Я не отвечала ни слова, да, видимо, и не нужно было.

Первое время Жоффруа действительно вел себя как когда-то – он весело играл с Роми, когда мы всей семьей ездили в супермаркет за покупками, вместо того, чтобы орать на нее и пыхтеть. Но я чувствовала фальшь во всем. Карин очень переживала, что мы живем в квартире, записанной на ее имя. Испытательный срок на работе закончился, и я получила право снять квартиру на свое имя. Карин договорилась со своим приятелем Пьером, очень славным парнем, о том, что он сдаст нам свою квартиру, когда его бывшая жена найдет себе другое жилище в соседнем городе и съедет. И вот свершилось: Пьер позвал нас посмотреть квартиру.

Квартира эта располагалась в нашем же дворе, так что переезжать было недалеко. Карин говорила, что она намного больше и лучше уже хотя бы тем, что в гостиной есть окна. Но, побывав там, я была разочарована. В квартире было холодно, в ней не было ни капли уюта, все стены грязные, а на полу в гостиной – осточертевшая еще в Израиле керамическая плитка вместо паркета. Однако хуже всего был санузел – крошечная комнатка под крышей, где легко можно было удариться головой о потолок. И вообще квартира напоминала какую-то ночлежку бомжей. Мне было совершенно непонятно, как там могла жить женщина с двумя детьми. Но квартира действительно была почти в два раза просторней нашей, и с тремя кошками и большой собакой в ней было бы удобнее, к тому же там было на одну комнату больше, и мы могли бы свободно принимать гостей, которые, я надеялась, приедут из Израиля. Мы решили переезжать. Договорились с Пьером, что он не возьмет с нас плату за месяц, а мы за это отремонтируем квартиру.

Жоффруа по-прежнему не работал, но теперь он периодически ходил на собеседования. Собеседования в той самой компании, в которую он так хотел попасть, проходили хорошо, и его звали на следующие. Надежда была, а сам Жоффруа и вовсе был уверен, что дело в шляпе. Мы вроде бы снова неплохо жили, но я чувствовала, что это ненадолго.

В одну из пятниц мы ехали с Карин домой вместе и договорились, что в субботу я отвезу Лию и Роми на каток, а вечером мы придем к ним ужинать. Утром я заметила, что одна из моих кошек, старушка Шуба, хромает и жалобно мяукает, когда ей нужно ходить. Я позвонила ветеринару, прием был только в то самое время, когда нужно было вести девочек на каток. Я попросила Жоффруа побыть с ними на катке, пока я схожу с кошкой к ветеринару, а я заберу их, когда буду ехать домой.

Так мы и сделали, я запихнула Шубу в переноску, мы сели в машину, забрали Лию, и я нашла в Вейз каток. Я высадила их около катка, спросив Лию, точно ли каток здесь, Лия кивнула. И мы с Шубой отправились к ветеринару. Когда я заходила к врачу, мне позвонила Карин.

– Блин, что ты натворила?!

– Что случилось?

– Ты их привезла на каток, который давно закрыли, новый каток совсем в другом месте. Твой Жоффруа забыл дома телефон, и Лия мне позвонила из какого-то магазина.

Кошка тем временем начала вырываться, ветеринар выразительно на меня смотрел.

– Я не могу сейчас говорить, я могу за ними вернуться через полчаса.

Она бросила трубку. Шубу осмотрели, выдали лекарство. Я села в машину и написала Карин, чтобы узнать, что происходит.

«Мика уже съездил и отвез их куда надо», – ответила она. «Я сожалею, что так получилось, Вейз направил меня туда, я же не знаю, какой каток новый, а какой старый», – извинилась я. «Как же ты меня достала, – разъярилась Карин. Дальше последовало: – Надо уже прекратить спихивать на Вейз постоянно свою вину. Жоффруа отвез Жоару не в тот аэропорт, ты бросила детей черт знает где, и всегда у вас Вейз виноват».