Книга Табель первокурсницы - Аня Сокол

– А первая проблема у меня в руках. – Я посмотрела на сверток и торопливо натянула перчатки.

В одном серая была права: экзаменов сегодня больше не планировалось и мы могли использовать вторую половину дня по собственному усмотрению. То есть готовиться.

Я снова посмотрела на небо и зашагала к воздушной гавани.

– Это последняя гондола, – предупредил стюард, выдавая билет. – Воздушное сообщение будет возобновлено только после прекращения снегопада.

– Благодарю, – кивнула я, усаживаясь на лавку. – Будем надеяться, что это ненадолго.

– Будем, леди. – Он подал мне сверток со шпагой. – Но если нет, списки застрявших на земле учеников сразу же отправят главам факультетов.

Он коснулся фуражки и отошел, проверяя запорные механизмы двери.

Очень надеюсь, что много времени мне не потребуется. Доберусь до лавки Гикара и верну подарок. Конечно, клинок уже настроен, останется только выбросить его в Разлом, но это уже не мои проблемы.

Рука дрогнула, я вспомнила, как удобно рукоять этой шпаги ложилась в ладонь, как порхало острие клинка. Кольнуло сожаление. Но иногда, чтобы поступить правильно, нужно чем-то поступиться. Я не платила за покупку и требовать деньги не вправе. Если Гикар не захочет назвать мне имя покупателя, что ж… Не беда, пусть сами разбираются. Без меня. Я сыта этим по горло.

«Если леди не желает принимать подарок, она его не примет», – как говаривала матушка, когда Илберт в очередной раз спускал содержание на сережки для очередной красавицы-хохотушки.

Корзина гондолы качнулась, и я вцепилась в лавку. В животе появилась первая льдинка страха.

Дирижабль три раза заходил на посадку, но что-то не получалось, и когда корзина наконец коснулась шершавых камней пирса, внутри перекатывался целый снежный ком, а жрица на соседней лавке монотонно бубнила молитву Девам, то и дело сбивалась и забывала слова. Стюарды открыли двери, объявили о прекращении полетов и пожелали нам приятного дня. День был с этим категорически не согласен.

Поймать извозчика удалось не сразу. Метель усилилась, в лицо летели колючие хлопья. Из кареты я почти не видела сменяющих друг друга улиц, свет фонарей и витрин казался матовым и тусклым, словно на город накинули белую вуаль. Мысли поминутно возвращались к Кристоферу Оуэну, к тому, что сказала жрица. Вряд ли она врала, тогда почему же мне до боли хотелось обвинить ее во лжи?

Карета остановилась, возница повысил голос, что-то кому-то выговаривая. Я открыла дверь и выглянула. Извозчик ругался с мужчиной с нашивками десятника. Дорогу перегораживала телега, на которой стояла бочка – такие держали рядом с управами на случай пожаров. В воздухе чувствовался сильный запах гари. С десяток жестяных ведер валялось в истоптанном снегу рядом с колесами. Усталые лица патрульных рыцарей были перемазаны копотью.

Я вышла из кареты и постаралась рассмотреть из-за спин собравшихся людей, что же именно горело. Обглоданные пламенем стены еще тлели и тихо шипели. Кучер продолжал спорить с десятником, не обращая внимания на то, что пассажир уже покинул карету. Владельцы соседних лавок, их покупатели, разносчики, подмастерья, просто уличные мальчишки, случайные и не очень случайные прохожие – все переговаривались, поминутно поминая Дев. Одному из них сегодня не повезло – лавка сгорела.

Я сделала несколько осторожных шагов вперед, холод пробрался под куртку. Сгорела не просто лавка, а мастерская Гикара.

Остальные постройки удалось отстоять. Южная стена оружейной, кажется, та, где висела карта, частично уцелела. Остальное превратилось в пепел, смешавшийся с тающим снегом. Рыцари пытались очистить остатки товара, больше похожего на груду черного металла. На дороге лежал… лежало прикрытое мешком тело. На него смотреть не хотелось, но взгляд снова и снова возвращался к торчащим из-под ткани черным ногам.

– Ужасти какие, – покачала головой стоящая рядом женщина в пуховом платке.

– И не говори, – ответила вторая с корзинкой в руках. Капюшон ее куртки упал, волосы выбились из пучка. – И как полыхнуло! В одночасье! Я уж думала, Девы по наши души явились.

– По чью-то точно явились, – хмуро сказал дородный мужчина с пятнами на фартуке. Снег падал на его лицо и тут же таял, заставляя кожу блестеть. – Кто-то очень хотел отправить бедолагу к богиням, даже дверь поленом подперли, чтобы не выбрался.

Мы все посмотрели на лежащее на земле черное тело.

– А ну-ка хватит! – рявкнул рыцарь с серой эмблемой на плаще и отрывисто спросил мужчину: – Кто такой? Откуда?

– Так мясник я, Ганс из лавки «У Ганса. Отборная вырезка и корейка», – с готовностью ответил он. – Ежели не верите, то у любого спросите. – Мужчина оглянулся, но словоохотливые женщины уже уходили, а мальчишка-разносчик еще раньше юркнул в подворотню.

– Спросим, – сказал серый. – Видели, как занялось?

– Э… нет, – с неохотой признал мясник. – Выскочил, когда уже вовсю полыхало да колокол звонил. Помочь хотел Гикару, тут ведь такое дело, не поможешь – вся улица займется, что чужое, что свое. Не сразу увидел, что дверь поленом подперта, а когда увидел, поздно было, крыша рухнула. Эх, жалко мастера, такую душу загубили. – Он показал пудовый кулак пепелищу.

– Уверены, что это Гикар? – Рыцарь указал на тело.

– А хто ж еще? – выпучил глаза Ганс.

– Значит, не уверены, – констатировал серый.

– А вы, леди? – Моего рукава коснулся десятник, что еще недавно препирался с извозчиком.

Тот, кстати, стоял позади служивого и нервно мял в руках шапку. Думаю, он уже просветил солдата, куда я направлялась, но не смог сказать зачем.

– А я только что приехала, – холодно ответила, прижимая к животу сверток. – И видеть при всем желании ничего не могла.

Извозчик согласно закивал.

– Вы ехали в оружейную лавку? – поднял бровь десятник, совсем по-другому оглядывая продолговатый сверток.

– Да, – ответила я. – Хотела…

– Простите, леди Астер, я опоздал.

Мне на плечи легли тяжелые руки, сердце подкатило к горлу. Голос оказался знакомым. То ли от испуга, то ли от радости сердце забилось как сумасшедшее.

– Вы с этой леди по оружейным лавкам ходите? – усмехнулся серый.

– Почти. – Кристофер Оуэн сделал шаг вперед, ненароком оттеснив меня в сторону. – Она со мной. А потом к модистке. Так? – Он, улыбаясь, посмотрел на меня, западный выговор исчез, уступив столичному, с чуть капризным растягиванием гласных. Перед серыми сейчас стоял не рыцарь патруля. Пальто, шейный платок, шляпа – Оуэн казался избалованным столичным франтом, покупающим девочке ленточки и решившим между посещением портного и кофейни прикупить ножичек для писем. – А что здесь… – Барон растерянно оглядел пепелище.

Только я заметила, как гневно сверкнули его синие глаза?

– Не судьба вам, господа хорошие, – сказал десятник, а серый отвернулся, теряя всякий интерес к франту. – Ищите другую оружейную лавку.