Книга Непоборимый Мирович - Вячеслав Софронов

– Я не хотела, не подумайте чего плохого. Я честная девушка, у меня в Инстербурге есть жених, и он хочет взять меня в жены, как только кончится ваша война.

От этих слов Мировичу стало вдруг тоскливо, и он вновь подумал, что если бы не война, у него была бы совсем иная жизнь, но тогда он вряд ли бы встретил Урсулу, а это ему сейчас казалось важнее всего на свете.

– Если бы не война, я бы увез тебя отсюда, – неожиданно для самого себя заявил он вдруг.

– Куда? – испуганно спросила та. – В Сибирь? Мама говорила, что это страшная страна, куда отправляют всех, кто не живет так, как это требуется. Если мы с братом баловались или не слушались ее, то она всегда обещала: «Вот придут русские, я вас им отдам, ослушников таких, и они сошлют вас в Сибирь». Это правда?

– Что правда? – переспросил Василий. – Что в Сибирь ссылают? То правда. Но она совсем даже не страшная страна, и там живут очень хорошие люди. Разные, – поправился он. – Я сам там родился и вырос.

– Правда? – Урсула второй раз повторила то же слово.

– Ой, ну в кого ты такая недоверчивая? Все правда! Зачем я тебе буду врать? Жить везде можно. Особенно если знаешь, зачем…

– И ты знаешь, зачем живешь? – Она окончательно перешла на «ты» и Василий с радостью отметил это про себя. – Я вот не знаю, зачем живу. Наш пастор говорит, что надо жить, просто жить и не спрашивать, зачем. Ты тоже так считаешь?

– Я, конечно, не пастор, но тут с ним вполне согласен. Я совсем недавно понял, как хорошо жить, и… так не хочется умирать…

– Ты не умрешь… – быстро произнесла Урсула и смутилась, отведя глаза в сторону, и провела рукой по лицу, словно ей в глаз залетела соринка.

– А ты это откуда знаешь? – удивился Мирович.

– Потому что ты … – Урсула смутилась окончательно и закончила почти шепотом: – Ты хороший. Я это сразу поняла. А хороших Бог бережет. Нет, ты не умрешь. Но хорошим людям трудно жить, вокруг много таких, кто любит делать зло.

– Спасибо, – так же тихо ответил Василий, взял ее за руки и притянул к себе. Она не сопротивлялась, тогда он сдвинул назад свою треуголку и потянулся к ней губами. Она осторожно полуоткрытым ртом прильнула к нему и легонько поцеловала, так, что он не успел ответить. А она уже отпрыгнула в сторону и звонко рассмеялась.

– Ты чего? – в недоумении спросил Василий. – Что смешного? Почему смеешься вдруг?

– Колючий ты! – ответила она, поднося ладонь к губам. – Укололась о твои усы и испугалась! Ха-ха!

Василий провел рукой по верхней губе и только сейчас вспомнил, что еще во время похода решил по примеру других офицеров отращивать себе усы и уже несколько недель не сбривал небольшую поросль под носом. То были еще не усы, но что-то на них похожее. Он смутился и заявил:

– Завтра же сбрею их!

– Не надо, – все с тем же смехом остановила его Урсула. – С ними ты похож на взрослого мужчину. Не бойся, я привыкну.

– К чему? – спросил он и тут же опять смутился, поняв, что имела в виду Урсула.

Он вернулся в лагерь, когда начало светать. И на обратном пути ему чудились чьи-то шаги, но он, пьяный от счастья первым в его жизни поцелуем, не желал останавливаться, а шел навстречу блеснувшим из-за холма лучикам солнца, твердо веря, что вот теперь он действительно не умрет, потому что его будет ждать самая замечательная на свете девушка и он обязательно к ней вернется и увезет отсюда. Но вот куда… На этот вопрос он ответить не мог. Хотя что-то ему подсказывало, что все должно решиться помимо его воли, но как это произойдет, будет зависеть не только от него, но и от кого-то еще, о ком он пока не знает. Но все произойдет так, как именно он, Василий Мирович, захочет…

8

И все дни, пока русский корпус стоял возле мало кому известного в России городка Инстербург, пролетели для Василия Мировича словно один день, расцвеченный густой синью короткой майской ночи, скрывавшей под своим пологом их встречи с Урсулой. Он плохо понимал, что с ним происходит, и двигался, руководимый лишь внутренними охранными инстинктами, зовущими его то к мельнице в объятия Урсулы, то обратно в лагерь. Он уже не принадлежал себе, а тем более не был одной из многих частичек военной армады, временно замершей перед решительным броском-столкновением с другой такой же могучей людской массой, одетой в солдатские мундиры и вооруженной разнокалиберным оружием. Василий витал между смертью, ждущей многих не подозревающих о том людей, и лежащим на берегу ласковой речушки Камнем Свиданий. Там, возле него, сразу после захода солнца, как только затихала армейская жизнь, начиналась иная, как он считал, настоящая его жизнь. Днем он по-настоящему не жил, а лишь ждал вечера. Хотя он находился в лагере, среди своих солдат, но по отсутствующему взгляду и прерывистому дыханию можно было догадаться, что находится он где-то в мире грез и мечтаний, весь до краев переполненный внезапно свалившимся на него счастьем. Ему казалось, что дневной солнечный свет проходит сквозь него и сам он – существо бестелесное, легкая дымка, наблюдающая за всем глазами Урсулы, и иногда даже различал произнесенные ею слова:

– Милый мой Васенька, Василек… Приходи скорее, жду тебя. Иди ко мне…

И он летел на этот зов, когда это было возможно. Предложи она сейчас ему остаться с ней, жить рядом, забыть об армейском уставе, никогда не брать в руки ни шпаги, ни другого оружия, и он, не отдавая себе в том отчета, безоговорочно исполнил бы ее желание. Только Урсула ни разу не попросила его об этом, а лишь напряженно молчала и жила ожиданием, что станет с ней, когда он, ее Васенька, навсегда покинет берег речушки, где мирно журчит речка и работает мельница ее отца.

Однажды он спросил Урсулу, будет ли она его ждать, если по возвращении из похода он приедет к ней. Ему показалось, она давно ждала этого вопроса, потому что, не задумываясь, ответила:

– То зависит не от меня. Судьбу дочери у нас решает отец. Я уже говорила тебе: он хочет выдать меня замуж за состоятельного мужчину из местных. Он вдовец с тремя детьми и разговаривал на эту тему с отцом, а тот сообщил мне.

– И ты согласилась? – чуть не закричал Василий, понимая бессмысленность своего вопроса.

– Меня никто не спрашивал о моем согласии. Да и выбора на тот момент у меня не было, – и она лукаво глянула на него.

– Но теперь у тебя есть выбор.

– Может, и так, но все равно тебе нужно об этом поговорить с отцом, а он скажет мне о своем решении.

– Но я не могу накануне сражения просить у него твоей руки. Я ведь не знаю, останусь ли жив. А может случиться и худшее – останусь калекой.

– Да, это очень грустно, но что мы можем изменить? – со вздохом ответила Урсула. – Нужно ждать и молиться Богу. Все в Его руках.

Мирович понял, что говорить с ней об этом бесполезно, а вызывать посреди ночи для объяснений мельника Томаса и вовсе неразумно. Днем же его вряд ли кто отпустит из лагеря. Да и что он ему может сказать?