Книга Тайны тамплиеров - Лин фон Паль

А если не Америка? Тогда — Азия. Тамплиеры успели стать там своими людьми и подружились с могущественными ассасинами. Они оказались отличными банкирами и великолепными торговцами. Причем, последним они занимались с такой самоотдачей, что их крестоносные товарищи из других орденов считали рыцарей изменниками: вместо того чтобы вырезать сарацинов и брать в плен — они торговали. В Европу благодаря рыцарям шли драгоценные товары средневековья. И стоили они немалых денег. Да и жертвовали рыцарям гораздо охотнее, чем церкви. Но то, что сделало их могущественными и спесивыми, в конце концов их и погубило.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
СУДИЛИЩЕ

Завистливый красавчик

Филипп Четвертый, получивший впоследствии прозвище Красивый, взошел на престол Франции в возрасте семнадцати лет. Был 1285 год. Благодаря удачной женитьбе на Жане Шампанской, наследнице наваррского престола, он неплохо увеличил размеры своего королевства. Если взглянуть на карту современной Франции, то относительно самостоятельными оставались только Фландрия и Бретань на севере и Аквитания и Бургундия на юге. Все прочие французские земли попали под его божественную власть. Казалось бы, государь, имеющий столь обширные владения, должен быть невероятно богатым. Как бы не так! Доходы молодого короля зависели от поступлений в казну с принадлежавших ему земель, и хотя земель было много, но доходов — мало. Филипп создал целую армию чиновников, которая вводила все новые и новые налоги, буквально выбивая последнее не только из владельцев богатых замков, но и из полунищего народа — толку не было. Чем больше становилось чиновников, тем хуже шли денежные дела в королевстве. Все правильно: чиновники кормили сами себя. И хотя король попробовал регламентировать чеканку монеты (этим правом обладал каждый крупный феодал), введя королевские деньги, которые называли в народе «золотыми стульями» и «золотыми барашками», казна пребывала в состоянии уныния. При его предшественниках огромные суммы пошли на войну с Арагоном, но благодаря тамплиерам, занявшим сторону арагонского короля, война была проиграна. Больше всего Филипп мечтал присоединить к себе Аквитанию, вассальную землю английского короля, богатую и прекрасную страну, и Фландрию, которая вызывала колкое чувство зависти — находящийся совсем рядом, необычайно жирный, но не принадлежавший Филиппу кусок. Эти земли просто не давали ему покоя. Но у короля не было денег, чтобы начать завоевательные походы! Опять — не было денег!

Оказавшись у власти, молодой король решил, что вся беда в плохих советчиках. Поэтому он избавился от заслуженных придворных прошлого и приблизил к себе троих реформаторов — одним из них был Гийом де Ногарэ, странный человек, деятельный, умный, хитрый, но происходивший из рода, сильно потрепанного альбигойскими войнами, — его предки принадлежали к катарам; вторым — юрист Пьер Флоте, а третьим — блестящий экономист Анжеран де Мариньи. Сначала Флоте, а после его смерти Ногарэ занимали место хранителя печати, то есть что-то вроде министра юстиции. Именно эти товарищи и придумали, как можно пополнять казну, вводя все новые и новые налоги.

Первый налог, озвученный королевскими указами, составлял сотую часть рыночной стоимости имущества для феодалов, с горожан брался налог в размере одного денье на ливр с оборота, а церковь должна была выплачивать королю десятину. В результате этого нововведения страна застонала. Казна собирала налог не только с феодалов и священников или богатых городов, но и с крестьян, налог для них именовался «налогом с очага», то есть с каждого дома. Кроме этого Филипп ввел особые налоги на «нацменьшинства» — ломбардский налог для итальянцев, в основном банкиров и купцов, и еврейский налог — для детей Израилевых. Заработанные в основном на «ломбардцах» и «евреях» деньги тут же были спущены на войну с Аквитанией. Военные действия против английского короля оказались предельно неудачными. Мало того, что Филипп кампанию проиграл, так еще и потратил гораздо больше, чем получил в виде налогов и прочих поступлений в казну. Он был вынужден срочно придумывать, как выйти из неприятного положения. Ему пришлось брать займы у обеспеченных слоев населения — конечно же, это оказались все те же ломбардцы и евреи; а также некоторые феодалы, государственные чиновники и тамплиеры. Последние ссужали короля охотно, надеясь таким образом управлять его поведением. И чем больше король испытывал денежный голод, тем больше он брал взаймы.

Но долг надо отдавать. Посовещавшись, преданные советники короля придумали хороший путь решения всех проблем: они предложили провести «облегчение» ливра, то есть изменить состав монет так, чтобы содержание золота в каждой стало более низким. Филипп с радостью согласился: так он думал разом решить все проблемы. И хотя его предупреждали ломбардские банкиры, что дело это нехорошее, от советов от с легкостью отмахнулся. И — вошел в историю как король-фальшивомонетчик.

Он приказал выпустить новые монеты большого номинала, основательно снизив в них процент золота, то есть новые деньги были номинированы как обладающие очень высокой покупательной способностью, но на самом деле были гораздо дешевле «старых» денег. Для этого несколько раз за два десятилетия изымались старые полновесные монеты, отправлялись в переплавку, а на смену им с монетного двора выходили ничего не стоившие «пустышки». Доход в казну, конечно же, сразу возрос ровно во столько раз, во сколько была завышена цена монет! Но королю требовалось куда больше денег, чем было в его казне! И он решился удвоить церковную десятину. Тут уж не выдержал папа римский, на тот момент Бонифаций Восьмой. Разъяренный семидесятивосьмилетний строптивец тут же выпустил буллу, в которой запрещал любые выплаты мирским феодалам, будь они трижды королевской крови. Небо есть небо, земля есть земля. Эта выходка Рима разозлила Филиппа. Он запретил вывоз золота и драгоценностей из Франции. Поскольку для папы Франция тоже была источником дохода, и неплохим, тому пришлось пойти на мировую: он поспешил признать, что действие буллы не распространяется на Францию. А тут еще выступил с обвинением епископ Пармский, который открытым текстом назвал Филиппа фальшивомонетчиком. Дословно епископ Пармский сказал следующее: «Эти деньги дешевле грязи. Они нечистые и фальшивые; неправедно и нечестно поступает тот, по чьей воле их чеканят. Во всей римской курии я не знаю никого, кто дал бы за эти деньги хотя бы горсть грязи». Тот, по чьей воле их чеканили, обиделся. К тому же епископ прошелся нехорошими словами и по королю, сравнив его с птицей-совой, несомненно, красивой, но бесполезной. «Обиженная сова» тут же предъявила епископу обвинения и под стражей доставила в суд, где в результате недолгого процесса с него был снят епископский сан, а также имущество на сумму в 40 000 ливров! Правда, чтобы уж совсем не выглядеть негодяем, Филипп передал эти деньги одному из монастырей. Но тут уж обиделся папа. Он издал буллу, отнимающую у короля все ранее дарованные привилегии, десятину в том числе. Филипп в ответ созвал Генеральные штаты, причем впервые все три сословия, и единогласным решением это собрание… встало на сторону короля. Возмущенный папа разразился новой буллой, в которой были такие слова: «Мы заявляем, провозглашаем и определяем, что каждый человек с необходимостью является подданным римского понтификата, если ему дорого бессмертие его души». В ответ Филипп обвинил Бонифация в ереси. Поводом послужило сказанное им в запальчивости во время какого-то спора «я лучше буду собакой, чем французом». Королевские юристы использовали слова Бонифация для обоснования следующего постулата: «У собаки нет души, но у самого последнего француза она есть. Другими словами, Бонифаций не верит в бессмертие души. Он еретик». И Ногарэ отправился в Италию, чтобы взять папу… под стражу. Несчастный оказывается в заточении, однако успевает отлучить от церкви арестовавшего его министра короля Гийома де Ногарэ. Правда, всех этих испытаний — как физических, так и душевных — папа не выдержал и через месяц умер. Сменивший его Бенедикт Девятый был уже слишком стар и слаб, и продержался на Святом престоле около года, а затем был избран Климент Пятый, деятельный и очень активный папа, который сразу стал пытаться найти с влиятельным монархом общий язык. Поиски обоюдной выгоды и стали на самом деле причиной того несчастья, которое обрушилось на Орден тамплиеров. Рыцари стали разменной монетой, необходимой, чтобы привести в норму взаимоотношения между Филиппом и Святым престолом.