Книга Случайная - Екатерина Риз

Давид головой мотнул, как большой, дворовый пёс, и полез ко мне. Поцеловал в живот, в грудь, и, наконец, добрался до губ.

- Не хочу об этом говорить, - сказал он, добавив в голос мёда. – Есть занятие куда интереснее, и предлагаю продолжить на том, на чём остановились.

Я положила ладони на его щёки, на поцелуй ответила, но ничего не могла поделать с собой, меня царапнуло его такое явное нежелание обсуждать бывшую жену. И как назло перед глазами встал образ Алины Потаповой, во всей её прекрасности и красоте, и пришлось отгонять его от себя, сосредоточившись на удовольствиях и её бывшем муже, что эту ночь проводил в моих объятиях.

А мои объятия жаркие и крепкие. Чтоб все знали и никто в этом не сомневался.

7

Наверное, всё самое важное так и случается – неожиданно. Ты живёшь своей размеренной жизнью, что-то планируешь, что-то себе обещаешь, выполнить и не забыть, взять и поменять что-то в своей жизни, а потом случается негаданное, и твоя обычная, размеренная жизнь, заботы и даже привычки, незаметно отходят на второй план. А то и вовсе ускользают от твоего внимания. И мне почему-то казалось, что с женщинами это происходит гораздо чаще. Мы влюбляемся, бывает, по щелчку пальцев. И далеко не всегда в подходящего человека. Мужчины, они более практичны, и к отношениям относятся продуманно. Они трезвы в своих желаниях, их не лихорадит в ожидании телефонного звонка или от признания, оброненного вскользь. Если я ошибаюсь, то мне, скорее всего, не везло, и я настолько чувствительных особей противоположного пола в своей жизни не повстречала.

Давид был ярким представителем первой категории. Он быстро переключался, из пылкого любовника превращался в занятого предпринимателя, а мне оставалось только ждать, когда у него снова появится время на меня. Ругала себя за то, что жду, за то, что переживаю, но я, кажется, по-настоящему влюбилась, впервые за много лет. Подобных эмоций не могла припомнить за собой с юности. Вот как тут не помянуть добрым словом Стёпку Морозова? Помню, его я тоже ждала, переживала, рыдала в подушку и без конца требовала от него признаний и проявления ответных чувств. И чтобы проявлял он их наглядно, чтобы я видела и понимала дословно, без всяких неуклюжих намёков.

Конечно, с тех пор прошло много лет, я повзрослела, слава богу, больше себя так не веду. Понимаю, что нельзя. Но, если честно, я и подумать не могла, что юношеская пылкость вернётся в мою душу. И теперь не знала, что с ней делать, а, главное, куда её спрятать понадёжнее, в какой уголок души, чтобы Давида попросту не спугнуть. О его отношении ко мне, говорить было слишком рано, хотя и очень хотелось.

Мы проводили вместе время, к сожалению, не слишком много было этого времени. Давид часто бывал в отъезде, и порой забывал мне об этом сообщить. Я ждала звонков, ждала, что он появится, а он мог пропасть на несколько дней, а затем объявиться и сильно удивиться моим словам о его пропаже. Он же только легко пожимал плечами.

- Я был занят, - говорил он. Потом улыбался и говорил: - Но я о тебе думал.

И я, как влюблённая дурочка, таяла от этих слов. И тут же забывала свои переживания, даже негодование по поводу того, что он совсем обо мне не думает, приходила к мысли, что эгоистка это я, а любимый мужчина много работает. И у нас мгновенно всё налаживалось. Хотя, Давид, скорее всего, даже не догадывался, что за три недели, что мы с ним встречались, у нас с ним что-то разлаживалось, и уже не единожды. Для него все мои претензии и недовольства были непонятны и смешны. Глупые женские мысли.

Но из-за частых отлучек Давида, мне даже не приходилось особо напрягаться и врать Аньке, прятаться от неё. Сестра, конечно, замечала, что со мной что-то не так, приглядывалась, прислушивалась к моим телефонным разговорам, даже уличить меня попробовала, но так как фактов у неё никаких не было, ей каждый раз приходилось отступать. А я молчала, как партизан.

Но, если честно, не совсем понимала почему. Согласна, я переживала из-за работы. Но я же не с Петровичем собиралась откровенничать, а с сестрой, ближе человека у меня, наверное, и нет. И мне так хотелось поделиться, обсудить, проговорить все свои сомнения и дурацкие мечты, но меня каждый раз что-то останавливало. Какой-то внутренний ступор. Не покидало ощущение, что даже Анька не поймёт. Давид Кравец был одним из любимых клиентов «Алмаза». Всегда мил, улыбчив, щедр. Все девчонки без исключения его обожали, и с удовольствием сплетничали о нём в раздевалке, даже хихикали, обсуждая, как он на кого посмотрел, а кому улыбнулся по-особенному. Но всё это было не больше, чем словами. Потому что, работая в «Алмазе», повторюсь ещё раз, своё место в жизни ощущаешь, как нигде. Для посетителей ты всего лишь обслуживающий персонал, как бы ты ни выглядела, как бы белозубо не улыбалась, и какие бы брошки на форменную блузку не прикалывала. Поэтому мне вряд ли бы кто позавидовал или сказал, что я молодец. Скорее бы тревожно нахмурились. И Анька сделала бы это первой, а после проела бы мне всю плешь. Рассказывала бы мне, какая я дура, каждый день. А я и сама это знала, просто верить в это не хотелось.

То есть, не совсем так: хотелось верить в чудо. Вот в то самое, про настоящую любовь.

Но пока чудо где-то задерживалось, и поэтому я ждала, верила, а когда Давид всё же появлялся в ресторане, старалась улыбаться ему отстранённо и профессионально, пытаясь не думать, что за женщина сидит с ним за столом во время ужина и с кем он говорит по телефону среди ночи. Всё это меня как бы не касалось. Давид же вёл себя свободно, легко, в общем, как всегда. И даже рассказывал о своих делах, встречах, в том числе и о деловых ужинах, с теми самыми дамами. И когда я его слушала, мне становилось легче. А мои подозрения и просыпающаяся ревность сразу казались глупыми, моими больными фантазиями от неуверенности. Ведь если он со мной делится подробностями и планами, значит ему нечего скрывать.

И, вообще, у него нет причины что-то скрывать от меня, а я, по дурацкой женской манере, после трёх недель общения, уже раздумываю, где мы шкаф ставить будем. Борюсь с собой, но всё равно строю какие-то планы.

А какие планы, если он обычно появлялся среди ночи, а утром, как-то незаметно, когда я ещё не успевала опомниться, уже исчезал, ссылаясь на важные дела. Я не спорила, верила, что дел у него много, и все они, непременно, важные, но он уезжал и забывал обо мне, порой на несколько дней, и это выводило из себя. И он даже не извинялся за то, что забывал позвонить. Вот как сегодня. И вчера. Давид снова пропал на несколько дней, и я без конца об этом думала. Странно, я днём попыталась вспомнить, о чём же я думала, пока в моей жизни не возник Давид Кравец, и получалось, что о всякой ерунде. Об обеде, усталости, брошке и зарплате, которую никак не могла дождаться. И ещё о куче подобных мелочей. А тут мелочей в моей жизни поубавилось, ведь в ней появился ОН, и всё собой затмил.

Самой смешно. А вы ещё удивляетесь, почему я Аньке ничего не рассказываю. Потому что она не пальцем у виска повертит, она мне по башке настучит.

- Лидия, в каких облаках ты без конца летаешь? – Озерский с крайне заинтересованным видом листал книгу заказов, уже несколько минут просматривал записи, и я, признаться, успела отвлечься и позабыть о его присутствии. И когда Петрович обратился ко мне, без строгости в голосе, скорее, в раздумьях о моём странном поведении, я не сразу сообразила, что это он мне, и пора возвращаться на грешную землю. Вспомнить, что я на зарплате.